Покрытая пылью “тойота” примостилась в углу почти пустой
парковки. Выбравшись наружу Виталий отметил блестящий черными
боками “лексус” у сетчатого забора и направился к белым пластиковым
дверям. Похоже, старый приятель уже на месте.
В кафешке несмотря на раннее утро было жарко. Похоже,
только-только спровадили рыбаков и любителей походить под парусом.
Пахло жареной рыбой, острыми приправами и подгоревшим рисом. В
узкое окно раздачи высунулся хозяин, подслеповато уставился на
гостя и расплылся в улыбке:
- А, сам Иван-моряк пожаловал!
Раньше в ответ на смешки в адрес своей фамилии Виталий не
стеснялся пускать в ход кулаки. Но Чену он подобное прощал. Было
время, когда успел поработать у него в роли “подай-принеси” в
совсем уж безденежные времена. А то, что Иванова он перекроил в
удобный для себя вариант - так не убудет. Человек хороший. И кормит
от пуза, не отнять.
- Лапшу будешь? Успел спасти, пока вместе с супом племянник не
погубил.
- Все пытаешься из него повара сделать?
- Сделаю. Палку уже одну об его спину сломал, как вторую-третью
истреплю, так и в голове добавится.
Откуда родом Чен не знал никто. Но судя по хорошему русскому
языку и пониманию местных культурных особенностей вполне возможно,
что родился он где-то по эту сторону границы еще во времена
сгинувшего СССР. Но сейчас стало модно подчеркивать свои южные
корни, вот и перекроил старую общепитовскую кафешку в ресторанчик
азиатской кухни. И многочисленная семья Чена умудрилась пустить
корни по всему Владивостоку, натаскивая в кулинарных тонкостях
очередного молодого лоботряса под мудрым руководством отлично
умеющего готовить дядюшки и отправляя похожих друг на друга
племянников дальше, во все новые открывающиеся точки.
Взяв большую глубокую чашку с лапшой, над которой парил вкусно
пахнущий дымок, Виталий пристроился за крайний стол рядом с другом.
Когда-то увлекавшийся борьбой Мишаня набрал за эти годы лишний вес,
отрастил округлое пузо и начал походить на мятого жизнью
рыжеволосого викинга. Все же многочисленные ночные кутежи и
чревоугодие оставили куда как больше следов на его круглом
веснушчатом лице, чем можно было ожидать от тридцатилетнего
мужчины.
Утро Мишаня начинал с той же лапши, но рядом на тарелке уже
высилась целая пирамида пирожков, до которых коммерсант был большой
любитель.