Напротив толпы точно так же на коленях стоял одинокий старец с
длинной белой бородой и усами, сложив руки на коленях, за чьей
спиной высилась виселица с уже повешенным десятком в ряд. Видимо,
глава деревни. Он держал голову опущенной, никак не реагируя на
какого-то вычурно одетого чурбана седьмого уровня, и что-то ему
втирал.
Втирал, видимо, не очень умело, так как в тот момент, когда я
выглянул, уродец рывком выдернул из первого ряда женщину и быстрым
взмахом её обезглавил.
По толпе пробежался беззвучный выдох, словно подул ветер. Голова
женщины упала на мостовую, забила фонтаном кровь из шеи. Тело
несколько раз содрогнулось, прежде чем упасть набок. И никто не
рыпнулся, покорно принимая свою участь.
До меня донёсся голос, как я понимаю, главаря этой шайки.
— Видишь, до чего доводит твоё упрямство, старик?! Этого ты
хочешь?! Давай, испытай меня, я могу делать это хоть целый
день!
И не успел никто опомниться, как он взмахом срубил голову ещё
какой-то женщине в первом ряду, а потом и мужчине рядом с ней.
— Эта кровь на твоих руках, старик! Скольким ты ещё позволишь
умереть?! Или мне стоит заняться кем-нибудь помладше?!
Но старик сохранял молчание. Я бы орнул, если бы ему не было бы
никакого дела до людей перед ним, но…
— Ты ничего не сделаешь? — спросила Люнь. — Они же убивают
их.
Да я вот думаю, что предпринять. Вернее, предпринимать ли
что-нибудь или нет, так как своими действиями можно как всех
спасти, так всех и угробить в равной степени. Я-то герой, сейчас
помогу и свалю, а этим после меня ещё жить, и не факт, что не с
теми же разбойниками, что сейчас их кошмарят. Тут дело такое,
хитрое…
Но хитрое дело стало простым, и вопрос решился практически
сразу, едва на площадь вытащили десяток детей, для которых стали
освобождать петли на виселице.
Можно было чему угодно найти оправдание, да и мне самому было
известно, что иногда дети гибнут в разных инцидентах, но наблюдать
за тем, как вздёргивают детей лишь затем, чтобы надавить на
старосту, я не мог.
Да и не собирался, если уж на то пошло.
В руке появился практически родной веер, который служил мне
верой и правдой уже несколько лет, а в последнее время и вовсе
начал раскрываться с неожиданной (в какой-то мере ожиданной)
стороны.
— Давай, не подведи меня… — пробормотал я и взмахнул им,
выпуская клинки.