Она слышала Слово и не один раз, вдруг понимает она и уже
раскрывает рот, чтобы спросить и … ничего. Она не может открыть
рот. Тайра поднимает руки ко рту и понимает что руки ее не
слушаются. Все тело ее не слушается. Она – парализована, как мелкие
зверушки в лесу, в которых паразиты Тварей впрыснули свой яд.
- Видишь, что происходит – ворчит Ларс, пока она ужасается
ситуации и пытается вернуть себе контроль над своим телом: - она
уже и вопросы задает.
- Все сейчас исправим – говорит Гром: - сейчас. Только выйди,
пожалуйста, ты же знаешь, что я …
- Вот каждый раз я думаю, что ты это специально проделываешь –
отвечает Ларс и кряхтит, вставая: - чтобы просто девкой
попользоваться всласть.
- Я защиту поселения под угрозу никогда не поставлю – отвечает
Гром и в его голосе звучит сталь: - пшел вон, старый развратник. И
не пускай никого… часа два наверное.
- Ты лучше постарайся, чтобы на этот раз она подольше
продержалась. А то люди в поселке уже и замечать стали… странное. –
говорит Ларс и выходит из покоев. Они остаются втроем – она,
потерявшая контроль над своим телом, Гром и чужак, который
притворяется что потерял сознание. Или умер.
- Тайра… - негромко говорит Гром и достает из кармана безрукавки
сверток. Раскатывает его по мехам, обнажая инструменты: - мне очень
жаль. Ты … и вправду красивая. И сильная. И много чего еще. И чтобы
не говорил этот старый развратник – мне не доставляет это никакого
удовольствия. Ну… было пару раз, но это давно уже. Когда тебя
только нашли. Тогда тобой пользовались Ларс и старый Тот, вот я и…
тоже. Но сейчас… сейчас ты одна из нас. Ты мне как сестра и я
никогда не позволю этому старому мухомору наложить на тебя руки. Ты
действительно Охотница на Тварей и гордость нашего поселка. Никто
не знает кто ты и что ты, старый Тот умер и остались только мы с
Ларсом. – он встает и аккуратно кладет ее на меха. Она пытается
вырваться, закричать, применить одну из сотен тысяч смертоносных
техник, но не может сделать ничего. Руки Грома, большие, грубые
руки – скользят по ее телу освобождая ее от ремней и лямок,
стягивая набедренную повязку.
- Знаешь, что самое противное в этом? – спрашивает он, доставая
какой-то инструмент с острым и загнутым концом: - самое противное,
что я могу признаться тебе только так… прямо перед тем, как ты
сразу же все забудешь. В первый раз это было очень трудно… помнишь?
Конечно не помнишь… - он вздыхает и втыкает инструмент прямо ей в
грудь. Боль заполняет ее тело, но она мне может ни пошевелится, ни
вздохнуть и лишь беспомощно наблюдает за происходящим.