В первый раз сделавшись убийцею, он не понимал, существует ли на здешнем свете пли с последним издыханием убиенного и он переселяется в обители преисподния!
Я полагаю, что в таком случае Александр Македонский>{8}, Надир Персидским>{9}, Аттила Гунский>{10} и Тамерлан Татарский>{11} не могли бы удержаться от трепета.
Такое производит действие впервые пролитая кровь, хотя бы даже кровь преступника. Что же убийца невинного человека должен чувствовать? Что кроме ада в душе своей, в сердце, в теле, в мозгу, во всем своем составе? Положение ужасное, достойное всякого сожаления, но – ах! – и наказания.
По прошествии нескольких минут ужасного, убийственного молчания Гаркуша первый получил порядочное ощущение своих чувствований, взглянул на небо, перекрестился дрожащею рукою и, опершись о дерево, – ибо колени его тряслись, как тростник во время вихря, – прерывающимся голосом сказал к окаменелым своим товарищам:
– Друзья мои! Видите ли вы эти ручьи пролитой крови? Это огненная река, отделившая нас навсегда от прочих человеков. Возвратиться в прежнее состояние – значит прежде времени погубить себя и телесно и душевно. Ужасный начин сделан. Успокоить души наши уже невозможно. Остается одно средство быть еще скольконибудь не без утешения, и это средство есть заморить совесть, так, чтобы она не имела ни сил, ни времени напоминать нам прошедшее. Как это сделать, спросите вы?
Идти вперед дорогою, которую теперь бог указал нам.
Будем мстить злым людям, а особливо так называемым благородным, из числа которых этот кровожадный волк, алкавший нашей гибели, принудил нас, – всевидящий бог и вы, друзья мои, были свидетелями, сколько просил я, чтоб он оставил нас в покое и не накликался на смерть, – принудил нас сделаться убийцами, сделаться злополучнейшими людьми, которых когда-либо освещало солнце божие! Не может быть, чтобы дело сие [осталось] без самого внимательного, самого строгого исследования. Нас будут искать с двух сторон: со стороны оскорбленного правительства и со стороны бездушного пана Аврамия. Продолжать путь до границ Китая было бы безрассудно. Надобно дождаться, пока дело это хотя несколько позабудется и жар преследователей утихнет. Итак, мы отправимся в самую густую, непроходимую часть сего бора.
Пока у нас есть порох и дробь, мы голодать не будем.