– Так вы женаты?
Энлиль, выйдя из-за стола, уже стоял у окна. Отодвинув угол шторы, выглянул.
– Почему бы не открыть? – Спросил Хатор-кровник. – Не люблю затемнения.
– Там бродят мужчины. – Сказал Энки.
– Что?
Энки, оглядев плечо Нин, потянувшейся за хлебом, поспешно растолковал:
– Это метафора.
Он вскочил и, обойдя стол, обнял мать за плечи.
– Вот в это окно тебе хочется улететь? – Спросил он Иштар.
Эри сбросила руку сына.
Иштар пластично вылезла из-за стола.
– Мне хочется танцевать.
– Танцевать! – Закричал Энки.
Энлиль согласился.
– Всё, что угодно. Главное, чтобы ты не пел. Иштар, что главное?
– Чтобы он не пел.
Энки закричал:
– Мне танго! А ему – про армию! Что-нибудь жестокое, суровое!
– Спасибо, конечно.
– Иштар, я хорошо танцую.
Энлиль сухо заметил:
– Я тоже хорошо танцую, на случай если началась перепись населения.
Эри отменила и танго, и армию:
– Танцевальную миллионных годов. Сир, откройте бал.
Хатор-кровник промурлыкал:
– Почту за честь, мистрис Ану.
Свернув уютным калачиком толстую, как бочонок, руку, он весь сделался – «я страшный с виду, но женщины могут делать со мной что хотят».
Показав громадный разворот плеч, вывел тонкую Эри в центр танцпола на туго натянутый старинный ковёр. Нин сразу вспомнила детскую игру – придумывать заморочных существ, вылезающих из сплетения диковинных лепестков. Каблуки Эри так крепко встали, что вдавились в вытертый ворс.
Хатор-кровник отступил на шажок, заложив руку за спину – показал свою даму.
Инженер, сидевший на барном стульчике возле Мегамира, вытащил из вертикального пруда по локоть втянутую синергетическим веществом руку. Неизвестный пепельноволосый красавец в дорогом костюме стоял рядом и смотрел в огонь, отражённый в зеркале. Великолепная шевелюра исправно приглажена, глаза за очками не видны.
Леди Зет, Иштар, фрейлина разом приняли позы – Зет сложила руки на груди, расставила ноги, Иштар прислонилась к стене лопатками, уместив на стену подошву туфельки, фрейлина сдвинула носки туфель и потупилась.
Инженер, дрыгнув тощими коленями в старой джинсе, спрыгнул. В глазах его зажгли по спичке. Тяжкая работа стёрла его ладони, на тонких пальцах долговязого интеллектуала саднили слои волдырей от дополнительных смен на строительстве ирригационной системы и кухонных дежурств. Он учил себя лаконизму в мыслях и произносимых словах.