Энки посмотрел на погон, мелькнувший над голыми плечами.
– Так. Флотский какой-то. Командор приволок. У них проект чего-то страшного.
Амурри прищурил око.
– Далеко он забрался, чтоб поплавать. Кораблики из газеты по ручью пускать будет? И по лужам у ручья, трам-там-там?
Энки поусмехался.
– Не. У него планчик.
– И он знает, к кому с планчиками обращаться.
Энки взъерепенился.
– Циничный вы народ, революционеры профессиональные. – Дёрнув плечом, сказал он. – Не знал, что одноглазые могут себе позволить роскошь подмигивать.
– Иди…
– Некуда, братец.
– Я тебе не братец. И ты соврал, конечно. Это ты приволок флотского.
– С чего ты…
– Это правда, что ты ведёшь приватные переговоры с маршалом относительно флота?
Энки не стал одёргивать одноглазого пройдоху. Показал пальцами.
– Совсем махонького.
Полисадничек сбоку от временной постройки, кое-как накрытой сборным куполом для полевых работ, понравился ему. В тёплом воздухе над жёлтыми и белыми цветами возникали и исчезали мотыльки, душа Энлиля не нашла ничего зловещего в этом мирном зрелище.
Во время короткой поездки было сказано всего несколько ничего не значащих слов. Если честно, а он всегда хотел быть честным с собой, Энлиль замирал от тщательно спрятанного ужаса перед тем, что он может увидеть.
Возле крыльца беленькой времянки с изящной мансардой для домового Энлиль обернулся на виденное ещё во время поездки возникающее между холмами и исчезающее, пока внедорожник прыгал по неладно загрунтованной тропе, здание.
Подобное по форме коробке с тортом внутри, скрываемое натуральной эридианской рощей местных краснолистных деревьев, вроде тучек на палочках, оно и притягивало и отталкивало мысль командора.
Широкая аллея, светлая и безмолвная вела к Детской, как домину окрестил приятель-инженер. Что скрывалось за этим словечком, командор не желал даже предполагать.
– Зачем поехал? Ведь тебе это чуждо…
Она заботливо нагнулась к нему, вглядываясь такими же, как у него голубыми глазами в опущенное к рулю кроткое лицо брата. Ресницы его тоже были опущены. Нин померещилась почти жертвенная готовность, которая её одновременно и раздосадовала и, что греха таить, обрадовала.
Свет гладил подбородок командора, ласково забрался за воротник мундира на шее, и торчком вставший клок гладких волос, чуть длиннее, чем позволяет военная мода, растрогал Нин.