– Вы за меня не волнуйтесь, я уже привыкла. Мост вот жалко. И туфли. Вторую придётся выкинуть. – Она разулась и швырнула вторую «рин» с обрыва, потом снова красиво накинула шарф на плечи и спросила: – Как тут дела? Как Эйтери поживает?
– Скрипит помаленьку, что ей сделается, – улыбнулся Хадоке. – Привыкла – это значит, что на твоём счету уже не первый мост?
– Если бы только мост, – вздохнула Юмилла, – а то ещё булочная, полицейское управление, автобусная остановка и бесконечное количество обуви. – Она достала из сумки вторую пару «рин» и обулась.
– Это как?
– Ну… постоянно что-нибудь случается. Стоит мне где-нибудь появиться… Вот даже столовая в школе сгорела, и меня в конце концов исключили.
– Исключили?! – это потрясло Хадоке больше всего.
– Ну да. Я давно этого ожидала. Потому что там с первого дня всё пошло наперекосяк. То одно несчастье, то другое. Я там совсем почти перестала появляться, вот и всё…
– Понятно, – вздохнул Хадоке. – Надо тебе к Минхиори сходить.
– Да я уж сама так думаю…
Минут через десять они попрощались, старик пообещал сам зайти к Юнхораму насчёт моста, проводил девочку взглядом и снова сел чинить велосипед.
Юмилла тем временем забежала домой и перекусила на скорую руку. Никого не было, она написала записку в два столбика: «Я приехала, буду к вечеру и всё расскажу» – и подписалась, постаравшись, чтобы скоропись получилась похожей на почерк «миран». Не зря же она училась в высшей школе. После чего пошла прямиком к Минхиори.
Непривычно моложавой знахарке было на самом деле лет семьдесят, но ходили слухи, что она нравилась почти всем молодым людям городка. Юмилла и сейчас залюбовалась ею, сидящей за низким столиком в бледно-сливовом просторном платье «никка».
Минхиори, подперев щёку кулаком, взглянула на девушку и буднично произнесла:
– Заклятие, также именуемое в народе сглазом. Чтобы его снять, надо искупаться в вине урожая бургундского 1914 года, а потом с первым криком петухов прочитать молитву на санскрите. После чего голышом пробежать по главной улице, держа в руках красное полотно.
Юмилла тихо присела на краешек стула, сглотнула и спросила:
– Правда? Я санскрита не знаю.
– Можно подумать, у тебя погреба, полные бургундского именно 1914 года.
– Нет, у меня только 1915, – рассмеялась девушка, наконец поняв, что это шутка.