Мне очень хотелось провести в тепле эту ночь, но меня останавливала гордость.
Во мне происходила нешуточная внутренняя борьба гордости и нежелания снова идти на мороз, и я стоял на месте, не двигаясь, не в силах принять решение.
К слову, моя нерешительность только сгущала краски, ибо Велимир, похоже, думал, что я медлю исключительно из гордости.
Холодно… Не будь на улице настолько холодно, я ни за что бы не остался…
Я, медленно повернувшись, поднялся к Велимиру, не меняя того бесстрастно-презрительного выражения лица. И ледяным тоном изрек:
– В ноги, холоп.
Велимир, опустив голову, проскулил:
– Проси, Рей. Я был не прав.
Сейчас у него не было и следа от будничного высокомерия.
– Так-то, значит? "Останься, Рей!"? А десятью минутами ранее, когда я просил перед дверью, ты был готов выгнать меня ночевать на почти тридцатиградусный мороз?
Мне, видимо, удалось его задеть. Я мысленно ухмыльнулся: слова попали в цель. Я любил такие выражения, оставляющие след в душах людей.
Я презрительно сплюнул.
– Ну и гнида ты, Велик, – бросил я, проходя мимо него вверх: – Благодари бога за то, что на улице такой холод. Иначе – никогда бы не остался…
Я зашёл в квартиру и сбросил на пол сумку.
– А почему ты не подумал, что это я этих ребят позвал, чтобы устроить дешёвый спектакль? Может, я их специально подговорил прийти сыграть плохих парней, чтобы я тебя "спас" и ты в благодарность позвал меня жить в свою квартиру? – не удержавшись, спросил я.
Велик вздохнул и ответил:
– Потому что это Костя, мой сосед, которого я выселил. Не в его интересах заселять тебя в эту квартиру. К тому же, будь это так, ты бы мне об этом не говорил.
– Ну, что касается последнего, не скажи. Правду часто так и прячут, на самом виду, на поверхности… А почему ты вообще им открыл?!