Красавчик. Книга третья. Две столицы - страница 7

– Объясни им про коронацию. Через пять дней я уплываю, пусть пошлют со мной делегацию и дары. А Пери пусть срочно сюда едет. Срочно, Мехти, мне её ещё инструктировать.

– Машалла!

Событие третье

Я никогда не проигрываю. Я либо выигрываю, либо учусь

Нельсон Мандела

Коротка кольчужка. Пётр Христианович с наступлением ночи не ушёл в каюту для него приготовленную. Ни на граммульку ему не полегчало. Приказал принести кусок войлока и, свернувшись клубочком, ах, да, в позе эмбриона, так и остался лежать у борта, покачивающегося на лёгких волнах огромного буса. Сверху епанчой прикрылся. Вечером. Днём-то жара. Август наступил. Прикрылся и сейчас мёрз. Ветерок прохладный, а шёлковая рубаха не спасает от него вообще. А ещё босой. Тяжко в сапогах на жаре. И без сапог тяжко, а в сапогах совсем невмоготу. И вот теперь, позывы стали чуть реже. Смирился организмус, что ничего внутри уже нет, лежал просто у борта и мёрз. На плечи натянет плащик этот, пяткам холодно, на пятки попробует натянуть - ветер сразу под рубашку тоненькую лезет. И ведь ни одной души рядом нет. Шах, блин, называется, мат один. Сам разогнал, чего уж. Негоже подданным над господином втихаря издеваться. Не все издевались, многие сами страдали. Но вечером ушли страдать в каюты или трюм, а он решил остаться. Теперь к внутренним страданиям добавились ещё и наружные. Пяточные. Ох, и тяжела она жизнь хазретлирийская.

Наконец, вышла выпустить очередную струю за борт та самая танцовщица животом, и граф порычал на неё, показывая на епанчу. Сразу поняла. Сдёрнула с любимого хана её и убежала в каюту. Ссука. И даже сил не хватило проорать чего ласкового вслед. А тут и его позвали опять рыб кормить.

– Джаным! – Это так местные к молодым девушкам обращаются. А значит это – "душа моя". Брехт доковылял до каюты заботливой танцовщицы и всмотрелся в темноту. Луна-то была на небе, не совсем темно. Джаныма эта лежала в гамаке, укрытая его епанчой, и мычала. Тоже девушке не сладко. Ладно, пусть подавится, решил хан Петер и пошёл в свою каюту. Там был доломан и ментик. Натянул всё это хан на себя и опять к своей кошме вернулся. Уснуть бы.

Нет. Взбудораженный организм не хотел спать, пришлось прокрутить в памяти пять дней последних, что они провели в Дербенте. Более суматошных дней у Брехта, а уж тем более, у графа фон Витгенштейна, точно не было.