Но вот из-за нее появились наконец и Пилат со своей женой Прокулой. Пилат был явно в хорошем настроении и странно было видеть улыбку на его грубом и плотном лице. Они сразу привлекли всеобщее внимание: в зале зашумели, а из-за пурпурного занавеса в дальнем углу раздались звуки труб и барабанов, – начало торжественного марша самнитов, к знатному роду которых принадлежал Пилат. Клавдия, скромная и миловидная, но в изысканной желтой накидке и янтарном ожерелье из далекого северного моря села за стол, а римский всадник в синей тунике, перепоясанной широким пурпурным ремнем, постоял у всех на виду, приветственно подняв руку, – и хорошо же смотрелась эта пара перед мощным Юпитером-громовержцем, грозный лик которого был обращен прямо в зал. "Доволен так, что похоже побывал уже в зале Аписа с нашими коробами", – услышал я шепот из-за соседнего стола. Наверное так и было. Между тем прокуратор поднял руку в римском приветствии, и обратился к залу:
– Беру Юпитера в свидетели того, что мир, закон и процветание да будут в мире, в этих землях и в этом городе. Во славу Рима несем мы до краев земли честь и долг, закон и порядок. Именем благословенного цезаря нашего Тиберия правим мы народами и несем свет и славу Рима. Сегодня мы собрались здесь, чтобы пожелать одному из столпов цезаря и нашему покровителю и благодетелю Сеяну, известному вам, радости и процветания, и жизни, достойной римского консула. Я оценил вашу преданность и доброту, и Рим по достоинству оценит вас и ваши труды в этой дикой земле. Пусть римский орел всегда реет здесь, над этим городом. Мы своими трудами обустроили здесь его гнездо, и в иудейском храме он зорко смотрит за дикими детьми востока. Если слышит меня сейчас их суровый бог, пусть растолкует своим упрямым иудеям то, что я сказал сейчас. Радуйтесь, граждане Рима!
Под эти слова все мы подняли бокалы. Глаза разбегались, глядя на столы. Тут были и перепелки, специально откормленные в хозяйственном дворе претории кузнечиками и простоквашей, теперь они лоснились румяными бочками в винном соусе; и чуть поджаренные языки фламинго, и нежнейшее вареное в молоке мясо козлят, припудренное чем-то ароматным; и белая и красная рыба в креветочном соусе; и множество салатов и зелени; и фрукты, некоторые я не знал как и называются, завезенные из Египта. Пилат любил такие пиршества, как и всякий римский аристократ, и хотел напомнить всем римские застолья, – это ему удалось.