Однако, несмотря на близость к сердцу города, здесь совершенно не ощущалось суеты, обычно сопровождавшей любые крупные празднества – будто никто и не готовился к бестиате. Сонное время для Йаманарры почти истекло; дни очищения, покаяния и поминовения уходили; Звездный остров облизывался в предвкушении скорых празднеств, но пока шторма не улягутся окончательно, порты Йаманарры продолжат пустовать, так же как и ее крупные города. Все изменится, стоит только смягчиться дыханию Великого Дракона, возвещающему о начале тетры воды и улучшении погоды. Йаманаррцы были настолько изнежены, что отказывались и нос высовывать наружу, покуда не придет долгожданное тепло. Его они, впрочем, тоже очень скоро начнут поносить, ожидая дождей. Глупый народ. В Сетреме умели радоваться любой погоде, и у каждого времени года находились свои труды. Брэнану надоело глазеть на улицу. Он повернулся спиной к проему и, укутавшись в шерстяной плащ, стал дожидаться окончания поездки.
Менек был прав: времени на отдых в новом обиталище им давать никто не собирался. Господский дом в Эдевке был, может, и не таким большим, как в предместье Келетиса, но не менее роскошным. Об этом говорила и добротная черепичная крыша, и покрытые цветной мозаикой стены, и большие застекленные окна. Помещения для бойцов оказались не хуже прежних. Брэнана в соответствии со статусом определили отдельно от других в одной из пристроек палестры, окружавших площадку на заднем дворе.
Тем же вечером их выгнали на тренировку и оставили в покое лишь поздней ночью, когда небо окрасилось в черный, и слуги в саду зажгли факелы. Вымотанные дорогой бойцы повалились прямо на холодную утоптанную землю. От тел шел пар, остро пахло железом и потом. Тимх утирал ладонью рассеченную бровь, Геруз разминал ушибленную руку. Казалось, будто они никуда и не уезжали, а сон все длился и длился.
Каждый новый серый день превратился в предыдущий, растягиваясь в мутную жвачку без цвета, вкуса и запаха. По ночам, мешая заснуть, ныли натруженные мышцы. А наутро он с гудящей головой выбредал на площадку, но бесконечные тычки и боль от пропущенных ударов побуждали просыпаться и отплачивать за новые синяки, ссадины и порезы. Тренировочное оружие им уже не выдавали. Раз в несколько дней приходили люди от оружейников, заставляли бойцов примерять доспехи, деловито карябали что-то в своих восковых дощечках, снимали новые мерки и уходили.