Да из‑за чего они так взъелись‑то на него?! Что такого он
увидел?! Ну открыли эти Меченые какую‑то местную тайну, подобрали
ключи к древней машине. Неужели боятся конкурентов?! Он не раз
слышал о существовании крупных банд, но раньше от чего‑то и мысли
не допускал, что их лидеры могут заглядывать несколько дальше
борьбы за кусок хлеба. Вновь стало стыдно за собственные
неудачи.
Оказавшись у подножия холма, Артем с опаской огляделся. Вроде
бы, никого из бандитов нет! Хотя улица уже не выглядела такой
пустынной, как рано утром. Вдали несколько грязных, заросших
мужиков катили бочку из‑под мазута. К старой пятиэтажке шла женщина
с двумя детьми. Рядом шагал насупленный отец семейства в драном
камуфляже, сжимая в руках потертый «калаш». Глаза настороженно
зыркали по сторонам. Двое парней, громко хохоча, тащили на шесте
ободранную тушу местного зверя. У каждого на поясе даже не длинный
нож – короткий меч, за спиной охотничьи ружья. За их весельем
скрывалась хищная настороженность, и уж наверняка они никого не
оставили без внимания. Волки, из людей вырастают волки! Они
переживут смутное время, приспособятся, если уже не приспособились,
а такие, как Артем – слишком слабые, честные, упорно цепляющиеся за
остатки гуманности, – останутся в прошлом. Вымрут.
Преследовавшие Лазовского бандиты были правы. Взглянув на
ставший чужим город немного под другим углом, Артем понял это
совершенно ясно. Новой породе людей‑охотников до всего будет дело.
Устояв перед Волнами, Прозрачниками и голодом, они будут зубами
вырывать у мира его тайны. И, похоже, что борьба уже началась. Пока
он помойной крысой роется в мусорках, другие делают первые шаги в
новую жизнь.
Лазовский прислушался к своим ощущениям и не нашел ни капли
удивления от увиденных способностей Меченых. Пусть он слышал от
других бродяг байки про оборотней и колдунов, но ведь не верил. А
теперь… теперь готов поверить во что угодно. Он словно стряхнул с
себя чары подавленности, отошел от шока Переноса и впервые
загорелся желанием все изменить. Здесь можно жить, надо всего лишь
самому стать другим. Тверже и сильнее.
Он свернул со ставшей оживленной улицы в подворотню и пересек
пару дворов. Лучи солнца, несмотря на все его ухищрения, на кожу
все‑таки попадали. Началось слабое жжение, торопящее с поисками
укрытия. Народу на улице все равно, а ему солнечный день настоящая
мука. То ли он никак не привыкнет, то ли Перенос слишком сильно
повлиял…