– Всё будет, Лиль, не спеши, ладно? Давай мы немного остынем, а
ты отдохнёшь. Я не хочу делать тебе больно.
И я доверилась ему. Он взрослый и опытный. А я пока неумёха, но
хочу всему научиться. Я умная. У меня всегда всё получается, если я
хочу. Нужно подождать? Я подожду.
В тот миг я была уверена: он никуда от меня не денется, мой
Крокодил. Слишком уж всё по-настоящему. Когда формально и фиктивно,
так не бывает, потому что он невероятно нежный и добрый, умеющий
угадывать меня, мои мысли и желания с полувздоха. А это тоже о
чём-то говорит.
Север на руках нёс меня в ванную. Мыл, как ребёнка, а я
смущалась, украдкой разглядывая его красивое сильное тело.
А потом мы спали, прижавшись друг к другу. Переплелись во сне
руками и ногами. И это тоже было правильно – неосознанная тяга,
желание сократить расстояние, быть как можно ближе. Хотя ближе –
это разве что раствориться в нём.
Утром я проснулась первой и долго разглядывала Крокодила.
Любовалась им. Он красивый. Провела осторожно пальцем по линии носа
и губ. Губы у Крокодила дрогнули.
– Иди сюда, – приказал он хриплым со сна голосом. И я пошла.
Идти к нему было и недолго, и приятно. Тем утром он подарил мне
самое первое в жизни чувственное наслаждение, научил стонать,
кричать, умолять не останавливаться.
Север не разочаровывал. Он всё делал на «отлично», чёртов
перфекционист. За что бы он ни брался, у него получалось хорошо. Я
не находила в нём изъянов, а чем дальше, тем больше находила в нём
всякие разные достоинства.
Он работал как сумасшедший, но никогда не забывал о своих
обязанностях, которые сам же на себя и свалил: исправно забирал
меня из института, вовремя появлялся дома по вечерам, а если
задерживался, то некритично и всегда предупреждал. Не забывал меня
баловать, дарить подарки, в кино водить или кафе. А по ночам такое
вытворял, что вспомнить – сладко, а рассказать – стыдно. Да и я от
него не отставала, если уж совсем честно.
Мы… как-то жили. По-настоящему. Смеялись, разговаривали, шутили,
немножко ссорились, но так, не глобально, чаще по мелочам. И ни
разу не заговаривали о фиктивности нашего брака.
Я… боялась. Даже думать об этом не хотела. Отгоняла непрошеные
мысли, как надоедливых мух, – кыш-кыш, у нас всё хорошо! Да и Гена
не заговаривал больше о том, что всё это так, между прочим, а на
самом деле – на всё плевать. Но нет-нет, а думалось мне: и эта
нежность, и поцелуи, и забота не могут быть ненастоящими.