Часть тварей встала перед куполом,
чуть не расшибая морды о неприступную защиту.
Этим быстро воспользовались мои
бойцы, нанизывая тупых монстров на всевозможное холодное
оружие.
Местность вокруг купола засияла от
вылетающих эссенций.
— Никому не трогать добычу! —
приказал я.
Но мои люди и не собирались. Если у
кого-то и было желание поживиться на поле брани, оно резко отпало
после фокуса, который я проделал с куполом.
Те, кто не участвовал в схватке,
находясь за спинами своих союзников, смотрели на меня благоговейно.
Благодарность, так можно оценить общий посыл всех смотрящих.
Внутри купола было немного места,
сверху мы напоминали блюдо под названием “консервированные
люди”.
Когда на горизонте осталась лишь
пара десятков не самых мощных голлумов, я решился выйти за пределы
купола, чтобы проверить пару гипотез.
Оказавшись снаружи, понял, что купол
продолжает работать. Одним камнем на душе меньше.
— Кинтаро, — подозвал я своего
первого и единственного самурая. — Отправь людей для сбора добычи,
вот контейнеры. А ещё мне нужен ты и сотня бойцов, мы войдём в
убежище Лансалов.
Скидываю сумку, отдавая японцу кучу
капсул для хранения эссенций, а сам бегу в сторону убежища.
Вход нашёл быстро, по памяти. На
входе два эльфа тут же вскинули луки, но перебинтованный старшина
за их спинами осадил воинственно настроенных сородичей.
— Положите оружие! Живо! Вы обязаны
жизнью этому человеку…
Я благодарно кивнул старшему.
— Кинтаро, оставь людей здесь, пусть
проверят периметр, потом доложишь, ты со мной.
Прохожу внутрь.
Что за картина? Внутри знакомого по
прошлому посещению помещения настоящий госпиталь.
Стоны раненых тут и там, все столы
заняты. Вокруг порхают эльфы в белых одеждах, видимо медсёстры и
медбратья. Кто-то перевязывает, кто-то промывает раны.
Ко мне подходит закованный в латы
эльф. Помню я тебя, боец, который ходил за Минервой, её боевой
генерал. Обращаю внимание на его скорбное выражение лица.
— Вы должны попрощаться, —
выдавливает он, вижу, как эльфу плохо. Он ранен, но, несмотря на
это, держится на ногах, прижимая одетую в перчатку руку к боку, где
рваная рана под разрубленной кольчугой.
— Веди! — приказываю таким тоном,
что он сразу же поворачивается на сто восемьдесят градусов и идёт
вглубь.
Мы проходим меж лежащих защитников,
некоторые из которых доживают свои последние минуты. Прибавляю шаг,
замечая впереди командную трибуну, где в окружении лекарей лежит
знакомая фигура.