Помолчали. Вид у моего собеседника
был мрачным. Наконец, он процедил сквозь зубы:
— Ты говоришь хорошо известные вещи,
но мне всё равно неприятно это слышать. Как понимаешь, я и сам
принадлежу к этой партии. И работаю я в организации, которая
ответственна за организацию репрессий.
— Знаю я всё. Если бы вы или Николай
Гаврилович были замараны в той организованной охоте на людей, я с
вами никогда не стал бы иметь дело. Брезгую я такими...
Снова помолчали. В этот момент я вёл
интенсивный мысленный диалог с Мариной. Сергей Васильевич
вздохнул.
— Насколько я понимаю, к
компромиссам ты не склонен. Так ведь?
— Да, именно так. Только не я, а мы.
Мы не склонны к компромиссам. Не переживайте, Сергей Васильевич.
Генералом вы, может быть, и не станете, но ваши знания и опыт
пригодятся при любой власти. Не только при диктатуре пролетариата.
А если до серьёзного дойдёт, то в структуре КГБ быстро образуется
масса превосходных вакансий. В течение одного дня образуются. Если
я с вашей конторой по-настоящему сцеплюсь, бить буду в первую
очередь по командованию. Опыт боевого применения магов и чародеев
показывает, что так гораздо эффективнее выходит. Вот тогда о вас
снова вспомнят и призовут.
Он мрачно усмехнулся:
— Не хорони меня раньше времени. Я
ещё потрепыхаюсь. Юрий Владимирович мне никаких конкретных сроков
не ставил.
— Не ставил, так через полгода
поставит. Время-то идёт, и такие, как Пельше и Смыслов, моложе не
делаются. Они его вынудят. Он сейчас кандидат в члены Политбюро? —
Сергей Васильевич молча кивнул, — Ну вот. Андронов всё сделает,
чтобы стать действительным членом. Мать родную продаст. Знаю я эту
братию. Там все сплошь карьеристы.
— И что ты предлагаешь?
Я пожал плечами:
— Марина Михайловна спрашивает, а
что конкретно хочет от нас ваш новый начальник? Как вы сами
понимаете полученное от него задание?
— Она нас слышит? — он выпрямился на
стуле и ощутимо напрягся.
— Угу, теперь слышит.
Он обвёл взглядом стены и потолок,
ничего нового на них не увидел, откашлялся и как-то смущённо
улыбнулся.
— Передавай ей привет.
Я и хотел бы усмехнуться, но что-то
настроения не было. Разгорячён был предыдущим разговором, да и на
душе было неспокойно. Значит, не закончилась та начавшаяся в конце
июля 1969-го история. И состоявшийся через пару дней разговор с
Брежневым не снял проблему окончательно. Вздохнул только тяжело и
кивнул утвердительно на его вопрос о Марине.