В ноябре здесь уныло. В этой части кладбища уже давно
никого не хоронят, и старые деревья плотно сомкнулись
кронами. Мягкой подушкой лежит толстый слой облетевшей листвы.
На пожухлой листве местами лежит снег. Никто не нарушает
эту грустно-торжественную тишину, размахивая граблями: сгребать
прошлогодние листья принято весной. В ноябре здесь можно
просто побыть одной. Не красить оградку, не мыть
таблички, не втыкать нарядные искусственные цветы. Можно
просто стоять и вспоминать, каким радостным, каким цельным
было её детство благодаря этим простым людям.
И если бы они не лежали сейчас здесь, то она
побродила бы среди чужих могил, читая надписи и вычитая
даты на памятниках, а потом побежала бы домой,
к теплу натопленной печки, к аромату жареной картошки
в большой чугунной сковороде и радости бытия, которую
давала ей их любовь… Но увы… Ева смахнула невольно скатившуюся
слезинку, сказала «Спасибо! Спите спокойно!» двум припорошённым
снегом бетонным плитам и побрела к выходу. Сегодня ей
надо ещё зайти в местную больницу и в семь часов
вечера сесть на поезд и уехать обратно в город.
На втором этаже поселковой больницы, расположенной
в небольшом белом здании из силикатного кирпича,
несколько лет назад организовали Дом Престарелых и Инвалидов
для тех людей, кто не мог больше сам о себе позаботиться.
Там сейчас жила тётя Зина, двоюродная мамина тётка. Бабушка ещё
была жива, когда тётка упала и сломала шейку бедра.
Не позволив себе обременять детей, тётя Зина стала первой
из его постоялиц, и сейчас Ева шла её навестить.
После прогулки по свежему морозному воздуху встретивший Еву
в дверях аромат варёной капусты хоть и не вызвал
аппетита, но напомнил о том, что время обеденное.
Исхудавшая и постаревшая с прошлого посещения ещё сильнее
тётя Зина была в своей комнате не одна. На стоявший
у кровати основательный деревянный стол только что поставил
поднос с обедом парень в обычной для персонала больничной
униформе. Ева увидела их обоих, заглянув в палату и уже
почти сняв на ходу куртку.
— Здравствуйте, я навестить.
— Здравствуйте, у нас обед, но вы
проходите, — сказал медбрат, подставил поближе к кровати
единственный стул и протянул руку, чтобы взять у неё
одежду. Но снять до конца куртку мешал зажатый
в руке пакет с гостинцами. И Ева, пытаясь снять
оставшийся рукав, и он, пытаясь перехватить падающий пакет,
неловко столкнулись, потом одновременно стали извиняться
и в результате, наконец, разошлись — он
к дверям, а она к стулу. «Боже, какой
красавчик!» — подумала девушка, когда он, наконец, исчез
за дверью, и ещё больше покраснела от этого.
Впрочем, особо об этом некогда было думать: подслеповатые тёти
Зинины глаза, внимательно наблюдавшие за всей этой сценой,
теперь смотрели на посетительницу.