Мельников сидел тут же и писал протокол допроса. Он в общем-то тоже сочувствовал этой бабе, но слишком много фактов было против нее и Мельников понимал это. Кроме отсутствия синяков, смущал еще и относительный порядок в квартире и, главное, на столе – если бы уж была в доме драка, то стол бы разнесли в первую очередь. «С другой стороны – чего бы ей резать мужа при сыне? – подумал вдруг Мельников. – Какой-никакой, а все ж таки отец. То-то мальчишка на нее с кулаками кинулся…».
Ирина, хотя и трезвела, но соображала все хуже и хуже. Ей казалось, что милиционер, задавая вопросы, все пытается ее подловить, она старалась уловить, в чем подвох, и на поиски подвоха в одном вопросе у нее уходило столько времени, что следующий вопрос заставал ее совершенно врасплох. Она была как неумелый теннисист, который машет ракеткой наудачу и если попадает по мячу, так только случайно. Она вдруг вспомнила что-то, усмехнулась и задрала свою майку выше груди.
– Вот вам и синяки, и царапины… – сказала она.
На теле, на животе и боках, и правда были пятна синяков. «Хорошие были у мужа кулачки…» – подумал Бушуев, разглядывая эти красные следы.
– Ирина Алексеевна, но это же не сегодня он вас лупил… – сказал он. – Не сегодня. Самооборона, это если он сегодня начал вас бить головой об стенку, а вы не сдержались и его ножиком ширнули. Но он же вас ни головой об стенку не бил, ни кулаками. Вы задумали его убийство давно, а сегодня, когда и он, и вы напились, выполнили задуманное. А это уже умышленное убийство. Уж извините, но до пятнадцати лет. Женщинам, конечно, так много не дают, но все равно – десятка, как пить дать!
«Десять лет! – зазвенело у нее в голове. – Десять лет! За что!»
– Это не я! – вдруг сказала она. – Это…
Тут она словно поперхнулась словами и замолчала, дико глядя на оперов.
– Ну а кто? – спросил Бушуев. – Сын что ли? Или этот, узбек? Нет, для такого удара ярость нужна. Ваша бабья ярость.
– Он сам! – вдруг сказала Ирина и в ней вспыхнула надежда. – Он сам. По пьянке на ножик напоролся. Он же так набрался сегодня, что едва ходил. Запнулся о стол, упал, и – на ножик…
– Ага, и так – десять раз… – хохотнул, оторвавшийся от протокола Мельников. – Женщина, мы таких баек слышим каждый день по пять штук. Чистосердечное признание учитывается судом и может облегчить вашу участь!