Я молчу, мне нечего сказать в ответ, но он расценивает мое молчание по-своему. Лицо застывает, превращаясь в каменную маску.
— Всё-таки решила дать заднюю? Испугалась?
Мне страшно, но теперь, когда Демид собственноручно сжёг мосты, уже некуда отступать. Он прекрасно это знает, и до конца я понимаю только сейчас: цветы были не просто способом подчеркнуть наши отношения, это провокация. И затрагивали они, в первую очередь, Володина.
Его патологическая страсть ко мне для Старостина никогда не была секретом, а уж в манипуляциях ему нет равных.
— Я же сказала, что согласна, — выходит раздражённо, — тебе клятва на крови нужна?
— Слабо?
А вот это он зря. Я успеваю забрать у него нож, прежде чем официант уберет со стола. Выбираю его аккуратно о салфетку. Демид щурится, оценивая, насколько далеко я готова зайти, но что мне терять? Я проверяю нож на остроту, а потом резко провожу им по раскрытой ладони.
Первое мгновение совсем не больно: на пораненной коже быстро выступает алая полоса, и только потом я чувствую.
Официант ошарашено стоит возле стола, лицо побледнело. В лицо мне старается не смотреть, а я протягиваю ему нож рукояткой вперёд:
— Спасибо, — а Демид кивает ему:
— Свободен.
Я протягиваю руку раскрытой ладонью к нему:
— Ну давай, раз я тебе душу продаю, доставай договор. Будем скреплять.
— Не дорого ты свою душу ценишь, — медленно произносит Старостин. Берет меня за запястье, кожа его ладони горячая и шершавая. Кровь алой каплей стекает по локтю, мы оба следим за ее движением. А потом, когда она падает на белоснежную поверхность стола, Демид делает то, чего я от него никак не ожидаю.
Склоняется к моей руке и проводит языком по ране. Щиплет, я шиплю, пытаясь скрыть за этим звуком свои настоящие эмоции — на самом деле я ощущаю, что меня это заводит. Ничего более эротичного, чем то, что происходит сейчас, между нами ещё не было.
Я сжимаю колени, ощущая томительную тяжесть внизу живота. Возбуждение накатывает резкой волной, заставляя щеки гореть огнем.
Слишком пошло.
— Вкусно? — спрашиваю севшим голосом, выдавая себя с головой. И он понимает: выпрямляется медленно, но не выпускает моей руки:
— Я могу продолжить.
Фраза как спусковой крючок, я безвольно закрываю глаза, позволяя ему поглаживать мое запястье большим пальцем. Каждое касание так остро, точно я вся — оголенный нерв. Голова кружится, мне не хватает дыхания. Я облизываю пересохшие губы, так явно ощущая на них его тяжёлый, гипнотизирующий взгляд. Если бы можно было трахать глазами, я сейчас верещала бы, как последняя девка.