- Милая, нам пора, - позвал Макурин,
- Мишка, где ты, покажи, какая у нас водопроводная система в
трактире?
Все-таки хорошо, что, как не сделаешь
и как не наругаешься, или, точнее, как тебя не наругает жена, а
спать ложимся вместе. Семья же! А в XIX веке это навечно. Как не
поскулишь, как не поскребешь, а жена будет одна – единственная. Ибо
не фиг! Обвенчался перед Богом, интим провел с новобрачной – теперь
терпи до конца земной жизни. Ошибся? Ха, когда ошибся, когда
венчался или когда решил, что ошибся? Сам не понял? А что тогда
заскулил, венчание – это не благо, венчание – это новая тягость,
данная нам Господом для создания новых человечков.
Это ведь начиная с ХХ века, когда
церковный брак заменил светский, он хуже носков, поносил немного и
сбросил, – мол, не хочу, и детятю с женщиной по боку, государство
есть. Слава богу, в XIX веке до этой дурости еще не дожили. Мужик
сделал, мужик должен терпеть. А баба тут совсем не причем, она как
флюгер за мужиком.
Осторожно пошевельнулся рядом с
беременной Настей. Какой бы он не был, и какой бы ты не была, а все
равно будем вместе, на веки вечные.
Это, кажется, была последняя его
осознанная мысль на сегодня, потом уже только сны – глупые и
счастливые, осознанные и страшные. Все равно, прошли и ушли, только
невнятный отзвук оставили.
А Настя спит, ей сейчас спать за
двоих, пусть мучается, зато потом мать на долгие годы. С мужской
точки зрения, здорово и счастливо. А с женской? Да хрен его знает.
По-моему, они и сами не знают, хотя и пытаются убедить
наоборот.
Андрей Георгиевич еле слышно
усмехнулся, медленно, чтобы нечаянно не разбудить жену, поднялся с
семейной постели.
Ан нет, не получилось. Настя
недовольно зашевелилась, сонно потянула:
- Спи-и да-а-вай, рано еще!
- Ну да! - не согласился Макурин.
Резко одернул штору на окне спальни – стало сразу светло.
Прокомментировал: - где-то девятый час уже. Если не собираешься
день проспать, вставай!
- А и посплю, пожалуй, - мирно
согласилась Настя, делая вид, что не понимает предложения мужа
вставать именно с ним.
Ну а ему хватило благоразумия не
настаивать. Поцеловал в лобик – что подвернулось в лице, то и
поцеловал. И повернулся в столовую. Не уезжает же на год, чтобы
всерьез прощаться!
Во дворце по дворянскому обычаю, и с
учетом общих масштабов площади дома, многое дублировалось, главным
образом по принципу: для гостей и для себя. Вот и столовых было
только для господ две: большая, так сказать общественная –
великолепное большое помещение с просторным столом на втором этаже.
И домашняя, небольшая, но уютная, рядом со спальней хозяев.