- Ути какой маленький! Какие у него пальчики! А как его мама
гладит по волосикам!
К клеткам с павианами мы их не подпускали, а резусы, зеленые и
японские макаки своими крохотными ручонками помешать не могли. Мне
резусы надоели, и я пошел к анубисам. Анубисы выглядели как черти:
черные, с собачьими рожами, злыми глазами, величиной с хорошую
дворнягу. Я увидел обезьяншу с мелким на груди и протянул им горсть
орехов.
- О! - сказала обезьянша, ухватила сразу четыре и сунула их себе
за щеки. - У-у-у...
С чего это она - я понял быстро. Черной молнией налетел вожак,
отлупил своенравную женщину, выпихнул ее прочь с хлебного места и -
черт бы его побрал - высунул свою морду и одну из рук сквозь
прутья, ухватил меня когтистыми пальцами за предплечье, содрав кожу
до крови, и потянул мою ладонь с орехами себе в пасть.
-О, курва! - я от неожиданности размахнулся и врезал нахалу
пощёчину свободной, левой рукой - по самой морде.
Дац! Получилось звонко! Обезьян заорал и отскочил вглубь клетки,
матеря меня по чем свет стоит и раздавая пинки всем своим
подданным. Ор выше гор, скандал и буря в стакане! Тут же подбежал
кто-то из сотрудников в белом халате:
- Что вы себе позволяете! Да как вы смеете!...
Однако, увидев рану у меня, а не у обезьяны, успокоился внезапно
и сказал:
- Не бойтесь, они у нас все привитые, практически стерильные, -
и пошел по своим делам.
Ладно, я - дебил, полез в драку с обезьяном. Ладно, они молодцы,
что животных привили и бубонной чумой, сифилисом, лихорадкой Эбола
и черной оспой я теперь не заболею. Но обычную антисанитарию никто
не отменял, вон у них там сколько всякой гадости в клетках! Я
беспомощно озирался, пытаясь понять, где могу хотя бы промыть
царапины, и тут увидел обычный такой кран, который торчал из стены
одного из хозкорпусов института.
Пока девочки не заметили моего отсутствия, мигом рванул туда,
открутил вентиль и сунул руку под напор холодной воды. А потом
как-то резко понял, что нахожусь в месте, не менее провинциальном,
чем Дубровица: несмотря на институты, университеты, санатории и
черноморское побережье, Анакопия была большой деревней, и встретить
одного и того же человека семь раз за неделю в совершенно разных
местах было здесь, видимо, практикой самой обычной.
За моей спиной послышались шаги и негромкие голоса: