При моем появлении Илиниэль начала
верещать еще громче, попыталась даже напасть на жреца, и страже
пришлось быстро переключиться на нее, оставив меня в покое.
Подошел совсем близко, а она
смотрела на меня с презрением и продолжала вырываться.
— Отпустите меня, я не хочу замуж за
это ничтожество, за этого жалкого слугу.
Никто не слушал ее воплей, а я
старался не принимать эти слова за чистую монету. Она только что
потеряла мать, большое горе для любого ребенка. Она полюбит меня,
смирится, нужно время, и все обязательно наладится.
Жрец быстро зачитал молитву, воззвал
к Богине, попросил благословения и, в отличие от обычного отряда,
не спросил нашего согласия. Часто в таких случаях магическая
привязка появляется не сразу, но у нас все иначе. Богиня
благословила, одарив нас брачными татуировками на запястьях.
Илиниэль рыдала, кричала, умоляла
остановиться и билась в истерике. Ее силком вывели наружу. Нас
остановили возле ступеней, ведущих в храм. Стражники грубо толкнули
меня на землю и заставили стянуть рубашку. Пришло время наказания
за то, что прервал короля. К счастью, десять ударов плетью не
нанесли особого вреда. Я шипел, морщился, но смог вытерпеть и с
достоинством подняться на ноги.
Жена тем временем смотрела на меня
со смесью злорадства и довольства. Чужая боль продолжала приносить
ей удовольствие, я видел это в ее взгляде. Пока меня наказывали,
она молча улыбалась, сверкая заплаканными глазами. В ее хищной
улыбке не было ни капли сочувствия, только жажда возмездия и
желание самой занести плеть над моим телом. Откуда в этом
прекрасном создании столько кровожадности? Я помню эту девушку
светлой, доброй, с ласковой улыбкой и заинтересованным взглядом, а
сейчас она уже мало отличалась от своей матери. Надеюсь, она
навсегда запомнит, как заканчивают подобные ей. И все же в глубине
души теплилась надежда, что однажды в ее глазах я увижу совсем
другое чувство. А если нет… Что ж, возможно, я найду в себе силы
отпустить ее.
Однако на этом мы не расстались со
стражей. Под конвоем нас повели на самую окраину столицы. Чем
дальше мы шли, тем меньше и неказистей становились дома. Красивые
улочки сменялись грязными и разрушенными. Жена морщилась, снова
высказывала недовольство, но когда один стражников пригрозил
плетью, замолчала. Я не стал защищать, пора привыкать, что теперь
она одна из низших, без титула и денег.