Ира что есть силы закивала, опасаясь
при этом говорить.
— И что же ты чувствовала? —Cпросила Аня — она быстро брала себя в руки. При
такой психической устойчивости, удивительно, почему именно
почтальон впала в панику? Наблюдательность взяла верх над
рассудительностью? Аня бы и сама не ответила на этот вопрос. Если
бы её спросили, она рассказала бы, как обнажившись, памятник словно
вывернул небо и поляну и деревья. Резкий скачок к негативу
реальности наполнил все тени и цвета, формы и смыслы угрозой —
равно неотвратимой и всеобъемлющей. И это чувство преобладало над
всем до сих пор! Оно каждую секунду притуплялось, но неохотно —
изнанка не уходила, лишь медленно тускнела — взгляни на памятник,
чтобы убедиться, что она здесь! Просто сознание, испытавшее шок,
привыкало. Аня раздельно повторила:
— Что… ты… чувствовала?..
Хиз уже была не рада привычке
ввернуть словцо по любому поводу, ей очень не хотелось Аню
расстраивать. Тем более, что она сама испытала некое потрясение,
увидев статую Пожарного и прочитав посвящение. В холодный пот, как
почтальона, её не бросило, но некий сдвиг был, словно мир
вздрогнул. Как в тот миг, когда глаза нащупали в бинокле дредноут.
Возможно, разница между ней и Аней была в том, что Хиз изначально
всё воспринимала, как умозрительную игру, лишь восхищаясь, когда ей
находились подтверждения, тем более, было с кем делиться — новая
подруга Ира с готовностью всё слушала. Аня же молча и внимательно
смотрела. Как сейчас на Таню, которая под тяжелым взглядом
почтальона съёживалась и лихорадочно искала синонимы слову
«чертовщина».
— Дредноут… — Жалко пролепетала
Хиз.
— Да, — согласилась Аня, — корабль
был на загляденье, но вожатые всё объяснили… — она на миг
задумалась, а потом радостно воскликнула: — Киносъёмки!
Конечно!
— В смысле киносъёмки? — Спросила
озадаченная Таня.
— Эта статуя — старый реквизит! —
Аня на глазах возвращалась в нормальное состояние. — В 1984-м фильм
сняли, а статую подарили лагерю. Спросим у вожатых, я уверена, что
они всё подтвердят.
— А как же дятел?! — Выкрикнула
медноволосая Вита и нимфы тут же загалдели:
— Это была обезьянка! — Не
согласилась бледная Вика.
— Нет, белка! — Заявила Алёна с
часами.
— Я белок видела — они рыжие и
пушистые, а не черные гладкие, — авторитетно возразила следующая
девушка — она, кажется, впервые подала голос, никто не знал её
имени.