Ричард отмахнулся от лоточника, пытавшегося всучить «самые надежные амулеты». Переступил через коврик гадалки, стряхнул липкое проклятье, посланное в спину. Перехватил ловкие пальцы у кошеля.
– Не стоит, – сказал он мальчишке, который уже изготовился было заорать. – Про- кляну.
И вытащил цепь со звездой.
Стало не то чтобы тихо, но число желающих свести близкое знакомство с чужаком поубавилось. Люди расступались. Провожали Ричарда взглядами, когда настороженными, когда исполненными самого живого любопытства. И уловил он ше- поток.
– …и вправду некромант?
– А то, по харе, что ль, не видно? У некромантов хари-то наглые…
– …хиленький какой…
– …ага, вывертню на один зуб…
Ричард смахнул с плеча еще одно проклятье, слабенькое, несформированное. Вот же… благодарная общественность.
– Ничего, этого сожрут, глядишь – кого другого отправют…
…пожирней, чтоб на два зуба хватило.
Хотя зубов как таковых у вывертней нет. У них тонкий хоботок, покрытый прочными костяными чешуями…
Особняк градоправителя походил на неудавшийся матушкин торт. Кремово-белый, украшенный многочисленными завитушками, но при этом какой-то разваливающийся, что ли? Дюжина пузатых колонн с трудом удерживала массивный портик с гербом Старой Империи. Ступени были щербаты. Окна – темны, затянуты коваными решетками, которые вроде бы и чистили, но без особого усердия.
У парадных дверей дремала пара стражников, которые при виде Ричарда оживились было – не так, похоже, часто заглядывал простой народ к градоправителю, но стоило показать звезду, и стража сникла.
– У себя?
– А то ж… – Стражник почесал шею. – Снедають ишшо…
– Снедають – это хорошо.
В желудке заурчало, напоминая, что и от завтрака Ричард отказался из чистого, к слову, упрямства.
Внутри пахло сыростью, бумагами и скандалом.
– Сволочь! – визгливый женский голос донесся откуда-то сверху. – Скотина!
– Милия!
Мужской был низок и преисполнен раскаяния.
– Я на тебя потратила лучшие годы жизни!
Ричард с сочувствием подумал, что бедного мужика ждут худшие…
– Я подарила тебе…
Что именно там подарили, Ричард не узнал, потому как слова заглушил звон бьющегося стекла.
– Милия! Это мамин фарфор!
– Да твоя мама…
– Госпожа не в духе, – печально заметил старый слуга.
Камзол с поблекшей позолотой и заплатами на рукавах. Высокий парик, щедро посыпанный пудрой. И поднос для визитных карточек, который сунули Ричарду под нос. И доверительно так добавили: