о них. Факты, доктор Калгари, очень просты. И отнюдь не конфиденциальны. В свое время об этом открыто говорилось в прессе. И сводятся они к очень простой картине. Если Джек Эрджайл не совершал преступления – a судя по вашему утверждению, он не мог этого сделать, –
тогда кто же его совершил? Что возвращает нас обратно к обстоятельствам, в которых было совершено преступление. Оно произошло ноябрьским вечером в промежутке между семью и половиной восьмого в доме, где, кроме убитой, находились только члены семьи и прислуга. Двери и окна дома были надежно заперты, и если кто-то попал в него извне, значит, его или впустила сама миссис Эрджайл, или же он воспользовался собственным ключом. Иными словами, она должна была знать этого человека. В некоторых отношениях ситуация напоминает имевшее место в Америке дело об убийстве Борденов, когда мистера Бордена с женой воскресным утром зарубили топором. Никто в доме ничего не слышал, никого около дома не видели… Теперь вы понимаете, доктор Калгари, почему члены семьи были скорее расстроены, чем обрадованы принесенной вами новостью?
– Вы хотите сказать, – неторопливо проговорил Артур, – что они предпочли бы считать Джека Эрджайла виновным?
– Ну конечно, – ответил Маршалл. – Конечно, и без всяких сомнений. Если позволите мне некоторый цинизм, личность Джека Эрджайла идеальным образом объясняла неприятный факт убийства в семье. В детстве он был проблемным ребенком, в юности обнаруживал преступные наклонности, в зрелом возрасте – необузданный темперамент. В семейном кругу всему этому, возможно – даже обязательно, – находили какие-то извинения. Его могли оплакивать, ему могли симпатизировать, могли твердить себе самим, друг другу и всему миру, что сам он на деле ни в чем не виноват, что придут психологи и все объяснят! Очень, очень и очень удобная позиция.
– И теперь… – Калгари умолк.
– И теперь, – сказал мистер Маршалл, – ситуация приняла совершенно другой облик. Совершенно другой. Пожалуй, даже пугающий.
Калгари полным откровенности тоном проговорил:
– Значит, принесенная мной новость была неприятна и для вас, так?
– Вынужден признать это. Да. Да, честно признаю, что я был… расстроен. Дело, вполне благополучно закрытое – да, я действительно вправе воспользоваться словом «благополучно», – теперь открывается заново.