Не без удивления Калгари понял, что человек, с которым он имеет дело, – счастлив. Счастлив не по легкомыслию, не от полноты чувств, как это обыкновенно случается, – скорее внутренне удовлетворен. Это был человек, к которому внешний мир не имел отношения и который был совершенно доволен этим. Калгари не понимал, почему это так удивило его, – но тем не менее удивлялся.
– Благодарю вас, что вы согласились принять меня, – проговорил он. Слова эти послужили чисто механическим введением. – Я посчитал, что будет лучше, если я обращусь к вам лично, а не письменно.
Он умолк, а потом проговорил с внезапным возбуждением:
– Это трудно… так трудно…
– Не спешите. – Лео Эрджайл по-прежнему сохранял вежливый и корректный тон. Он подался вперед, очевидно стараясь помочь в своей благосклонной манере. – Поскольку вы привезли письмо от Маршалла, полагаю, что ваш визит связан с моим несчастным сыном Джеко – то есть Джеком… В семье мы звали его Джеко.
Все старательно заготовленные Калгари слова и фразы испарились невесть куда. Он сидел на месте, сраженный жуткой реальностью того, что ему предстояло сказать.
– Мне так невероятно трудно… – вновь пробормотал он.
После недолгого молчания Лео осторожно проговорил:
– Если это может вам помочь – нам уже известно, что Джеко вряд ли был нормальным человеком. Ничто из того, что вы способны сказать, не сможет удивить нас. При всем ужасе пережитой нами трагедии я глубоко убежден в том, что Джеко не мог нести полную ответственность за свой поступок.
– Конечно же, не мог, – проговорила Эстер, и звук ее голоса заставил Калгари вздрогнуть. Каким-то образом он успел за короткое мгновение забыть о ее присутствии. Девушка присела на ручку кресла, находившегося за его левым плечом. Он повернулся к ней, и Эстер торопливым движением склонилась к нему.
– Джеко всегда вел себя ужасно, – доверительным тоном проговорила она. – Он был просто как маленький мальчик – то есть когда раздражался. Просто хватал, что под руку подвернется, и бросался на тебя.
– Эстер… Эстер… моя дорогая, – проговорил Эрджайл несчастным голосом.
Девушка вздрогнула и поднесла руку к губам, покраснела и растерянным тоном проговорила:
– Прости… Я не хотела… я забыла… мне не следовало бы говорить подобные вещи… теперь, когда его… то есть когда все кончено и… и…