Поттер был уверен, что он сидит в Большом Зале целую
вечность.
С одной стороны это было невероятной мукой — видеть стольких
мертвецов в одном помещении; а с другой, Мерлин и Моргана, какое же
счастье было видеть этих же людей живыми! Они смеялись,
переглядывались, что-то шептали друг другу, снова смеялись — и их
глаза были похожи на маленькие сияющие планеты…
Гарри не мог отвести глаз от мамы. Хоть внутренне он раз за
разом, точно мантру, повторял себе, что мама — это оставшаяся в
могиле Лили Поттер из мира А, а здесь была Лили Эванс, Седьмой
курс, мир Б.
И всё же, всё же…
Они были такими красивыми. Мама, отец, Сириус — и даже чёртов
Снейп выглядел пригляднее, чем в воспоминаниях с уроков
легилименции. От его вида почему-то хотелось смеяться, Гарри просто
не мог поверить, что из этой забитой сутулой фигурки вырос
храбрейший мужчина из всех, кого только знал артефактор. Снейп
должен быть чёртовом символом надежды для всех доходяг, забитышей и
изгоев — если он смог повернуть ход истории, то почему другие не
смогут?
Смех всё-таки нашёл дорогу наружу, и «Томпсон» только и успел
что прикрыть рот кулаком, как при кашле.
Мы думаем, он был бы осмотрительнее, если знал бы, что с
Гриффиндорского стола за ним наблюдали в ответ.
***
— Фиммион, Найджел!
Минутное ожидание.
— Пуффендуй!
Джеймс и Сириус чуть ли не с самого своего появления в Зале
чувствовали взгляды нового профессора.
Он был молод, держался очень прямо и казалось, что отстранённо —
даже несмотря на то, что сидел в окружении других профессоров. Лицо
его было похоже на маску, жили только глаза — и он то и дело
задерживал их то на Джеймсе, то на Сириусе, то на Лили. И на
последнюю он как будто бы не мог наглядеться.
Бродяга без слов знал, что по этому поводу думает Сохатый — и
решил заранее положить ладонь тому на предплечье, чтобы безумная
рогатая голова не рванула с места в карьер биться за честь, руку,
сердце и всё на свете, принадлежаще Эванс, с новым профом.
Джеймс дёрнулся, взглянул в глаза другу и кивнул каким-то своим
мыслям.
Рем молча наблюдал за друзьями. Но так и не дождавшись от них
хоть словечка, заговорил вполголоса сам:
— Ребята, что происходит?
— А ты не заметил взглядов нового зотишного доходяги, а, Рем? —
Джеймс хотел бы сказать о новом профессоре и больше, но
нецензурщины в голове было так много, что до языка она так и не
смогла пробиться.