Довольная собственной шуткой, Плюрабель запрыгала, как девчонка.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я хотела кого-нибудь обидеть? – спохватилась она.
Д’Антон заверил ее, что не думает, и Плюрабель захлопала в ладоши от радости.
Ему пришло в голову, что она ужасно хорошенькая, когда расшалится. Воспаленная кожа вокруг рта, словно на губах у нее постоянная простуда, неестественно широкий разрез глаз, отчего ей трудно смотреть прямо вперед. То же самое можно было сказать обо всех женщинах Золотого треугольника, однако Плюрабель обладала еще одной чертой, которой они не имели – детским желанием счастья, смешанным со страхом никогда его не обрести. Д’Антон почти жалел, что не может в нее влюбиться.
Плюрабель испытывала те же чувства. Какая жалость…
Поскольку никакие романтические узы их не связывали, они могли быть откровенны друг с другом – по крайней мере, Плюрабель могла быть откровенна с д’Антоном. Она рассказала ему о своих ухажерах, остроумно и узнаваемо передразнивая их характерные словечки и жесты, – не о тех ухажерах, которых подбирала для передачи продюсерская компания, а о тех, что без конца появлялись и вновь исчезали в настоящей жизни. Господи, как же они ей надоели! Каждый считал, что благосклонности Плюрабель можно добиться либо подарками, либо лестью. Один купил ей сумочку «Эрмес Биркин» под цвет помады, которой она якобы пользуется. Другой преподнес помаду от «Герлен» в футляре, украшенном бриллиантом и кристаллами «Сваровски». Сама помада была того же цвета, что и любимая сумочка Плюрабель. Неужели они считают, будто ее можно завоевать пустыми словами и многозначными суммами? Она даже продемонстрировала д’Антону помаду с сумочкой. Ну, и что же он скажет?
Д’Антон сказал, что нужно составить из них ансамбль.
Плюрабель ответила, что пришла к тому же выводу.
Оба рассмеялись.
– На самом деле я другая, – сказала она.
Они опять рассмеялись.
Д’Антон практически поселился у Плюрабель на правах не то эконома, не то духовника. Когда он не ездил в Японию взглянуть на стеклянные пресс-папье, заняться ему было особенно нечем.
– Я делегирую свои обязанности, – объяснял д’Антон.
У него был вид человека, преждевременно вышедшего на пенсию. Иногда Плюрабель приглашала в гости друзей, чтобы они послушали, как он говорит о тех изысканных предметах, которые закупает, или же о красоте вообще. Скоро д’Антон сделался для нее незаменим – привлекательный, печальный, галантный, недоступный и какой-то неиспорченный. Казалось, одним своим присутствием он очищал любое пространство, в котором находился.