Я самый печальный клоун.
И слёзы мои все – черны.
И тот, кто мне сердце тронул,
прокрался, не ласковый, в сны.
Слёзы мои чёрной тушью
стекают по белым щекам.
Горло стянуло удушье.
Опять разболелся шрам.
А вы насмехайтесь смело,
и тыкайте наугад.
Изранено это тело,
в душе же кровавый ад.
Я молча стерплю насмешки
и выпью холодный яд.…
Качает меня норвежский
и мой персональный ад.
Стали дети на год взрослее.
Стали зимы чуть чуть холодней.
Мы с Тобою вдвоём по аллее.
Слышишь, Дейзи? Вдвоём веселей!
Ты сердито нахмуришь брови.
Скажешь грустно: «Достала зима».
И до боли Ты руки, до крови
вдруг сожмёшь… А за окнами тьма.
Смотрят сотни простуженных окон
как гуляем вдвоём в тишине.
Из под шапки кудрявый Твой локон-
был он или всё только во сне?
Я Тебя обнимаю за плечи
и вдыхаю норвежский туман.
Верь мне, девочка. Станет легче.
Мы допишем с Тобою роман.
Где-то в Лондоне ждёт Тебя Принц…
Проплывают туманы медленно…
Прячут сотни измученных лиц…
А в душе как обычно ветрено…
Перепрыгивать через мосты,
к фонарям на огонь – как бабочка.
В этом Лондоне есть только Ты.…
Он красивый, поверь мне, мамочка…
И натягивать шарф до ушей,
допоздна по промозглым улицам…
Только рядом с ним на душе
высыхают солёные лужицы…
Раскромсай мне душу надвое
Раскромсай мне душу надвое.
Хочешь – вдоль и поперёк.
Только надо, только надо ли
заучить мне Твой урок?
Если хочешь, Душу грешную
положу к Твоим ногам.
Я могу с Тобой быть нежною
и покорною рукам.
Если хочешь – поцелуями
прогоню во тьму тоску.
Голубое небо – струями,
пальцем тонким – по песку.
Раскромсай меня Ты на двое
и скорми своим Богам.
…Сердце дикое и рваное
никому я не отдам.
Сапогами да копытами
мне вбивали в сердце гвоздь,
чтобы, знаешь, сердцу дикому
улыбаться не пришлось.
Но оно не подчиняется.
…Знаешь, есть такая ложь:
если сильно улыбаешься,
то воткнули в спину нож.
Я свои ножи колючие
вынимаю из груди.
Слёзы чёрные и жгучие
остаются позади.
И пускай меня копытами
давят вдоль и поперёк.
Сердце гордое и дикое
отпускаю под залог.
Громко кличу в пустоту,
подставляю солнцу руки.
Лишь за то в аду горю,
что на дне – Твои все муки.
Не закусывала их,
хоть и жгли нещадно горло.
Жар в груди моей не стих.
Только слёзы я утёрла.