– И что ты нашла такого в моей фамилии, Мэри? – поинтересовался Патрик, отдавая ей ключ.
– Да какая-то она у тебя «душевная» – тебе не кажется? – она засмеялась.
– А-а, ты в буквальном смысле…
Они сидели в теплой комнате, и пили крепкий горячий кофе. За окном кружился снег, где-то вдали сверкали всполохи предпраздничных ракет.
– Ты, наверное, из Ирландии родом, да? – спросила Мэри, поставив чашку на стол.
– Так точно, сержант Мэри, – Патрик вскинул ладонь к виску и резко отдернул.
– Ты служил? – она заинтересованно посмотрела на него.
– Так точ… – начал Патрик, но перешел на спокойный тон, – Война в Заливе, рядовой, имею награды. А лучше, давай вообще не будем говорить о войне. Ничего хорошего в ней нет, в какие бы фантики ее не завернули. Кровь – это кровь, а смерть – это смерть. Я мужчина и не падаю в обморок при виде трупа, но слезы ребенка над этим трупом действовали и на меня.
Он вытащил из кармана куртки сигареты. Мэри подошла к окну и открыла его.
«Вообще-то, здесь нельзя курить», – пробормотала она про себя.
– Патрик, а ты давно в стране?
– В семидесятых мои мать и отец погибли в стычке с полицией, и меня взяла к себе тетка: она жила здесь уже давно, я и не знаю сколько, недавно она умерла.
– И как ты рос?
– Как все, ничего необычного. Школа, медицинский колледж. Я учился на врача скорой помощи. Потом эта заварушка в Заливе. Меня призвали в морскую пехоту, санитаром. Кому-то на глаза попалась отметка о том, что я был чемпионом школы по плаванию. Как будто морская пехота должна плавать! Мы не плавали, но это я так.
– Патрик, а как погибли твои родители? Извини, конечно…
– Этого никто не знает, а я был слишком мал и ничего не помню. Как писали – «в результате беспорядков». Но разве можно резиновой пулей убить наповал? Я в армии пробовал на мишени, человек бы выжил стопроцентно. Но все это в прошлом, давай не будем ворошить, ладно?
– Да, конечно, извини…
Но тут же, помолчав, она вновь спросила:
– Патрик, а из-за чего тогда были эти беспорядки? Насколько я знаю, между католиками и протестантами?
Патрик посмотрел мимо нее куда-то в окно, затянулся.
– Я и сам этого не знаю; не знаю, когда это началось. Получается, что мы делим одного Бога. Ведь Бог у нас всех один. Как ты там себя ни назови. Протестантом, католиком… Мне кажется, что прикрываясь именем Бога, люди преследуют свои цели, свои интересы. Ведь когда ты молишься, Мэри, чего ты просишь у Бога?