– В чем дело? – спросил Кетч. – Высоко?
– Не то, что высоко, – ответил Пит, – но не понятно: зачем?
– Какая вам разница уже теперь? Лезьте и всё!
– Без понимания ничего не получается, – стучала зубами ответил Пит.
– Вот и я говорю, – вмешался Майер, – человек закостенел в древнем обществе от постоянного увязывания всех своих поступков с их пониманием.
– А как? – спросил даже Кетч.
– Не надо ничего понимать – лезь и всё.
– Ну, вот они не могут.
– Отчаливаем вдвоем, будешь моим личным пилотом. Давай, давай, всё равно уже поздно пить боржоми: они замерзли почти совсем.
– Давайте их вместе втащим, а потом, я думаю, оттают, оттают.
– Два раза, как написано на упаковке мороженой рыбы – не оттаивают, – сказал Май.
Тем не менее, они попытались это продемонстрировать, и вышло, ибо реципиенты уже не оказывали никакого сопротивления.
Но, о ужас! стекляки не лезли в дверь, как будто она была закрыта, а не наоборот, открыта, как сейчас.
– Не хочут, – сказал Кетч растерянно.
– Да, не хохочут, – подтвердил и Ма.
Ну, что, – добавил он, – полетим, или так и будем думать, куда их девать?
И Кетч обрадовался, что наконец вспомнил:
– Можно погрузить их в бомболюк вместе с канистрами топлива.
И оказалось, что вошли.
– Они уже не считали себя за людей, поэтому и не могли пройти в верхние этажи человеческого языкознания, – резюмировал ситуацию Майер.
– Что-то не нравится мне всё это, – сказал Кетч, переключая кнопки запуска двигателя.
– Так это, – заглянул в окно Ма, – там нет пути, чтобы разогнать самолет.
– Надо было его развернуть, – ответил Кетч, продолжая крутить и вертеть ручки и задвижки. – Впрочем, – ужаснулся он, – вы правы, идите и занесите хвост в обратную сторону.
– Я не умею, – просто ответил Майер.
– Вместе пойдем, – сказал пилот, и первым полез из кабины. Он подождал Майера, и попытался один занести хвост самолета, и получилось, но не совсем.
Ибо самолет стоял у самой воды, и, следовательно, хвост тащить было некуда.
Он решил подумать, и заодно осмотреть небо: нет ли и там чего-нибудь интересненького.