– Сдачи не надо, – бросил тот, еще раз обежав взглядом Эли.
– Чего уставился? – спросила она.
– Тихо, детка! – сказал он, выставляя на показ белые зубы. – Я покойников не очень.
– Тебя бутылкой отходить, кретин? – злобно повысила голос Эли.
– Эй, мужик, – обратился я к нему спокойным ровным голосом, – давай, уже иди отсюда, – и, достав из под прилавка биту, показал ее ему.
– Вот психи, – бросил он и прошел к выходу.
– Да ты рыцарь! – подначила меня Эли.
– Тебе бы все шутить, – кинул я. – Поработать не хочешь?
– Ладно, зануда, – она допила пиво и поставила пустую тару на стол, – пойду к девчонкам. Ты только про «Человека-волка» не забудь.
– Окей! – сказал я и принялся протирать стаканы. Эли удалилась.
На танцполе кружили пары, а по ним скользили светлячки от стробоскопа, пока Джошуа Тиллман напевал: «Everyman Needs a Companion».
Мои глаза сейчас смазаны клеем, не иначе. Веки приходится раздвигать пальцами. Включив кран, я набрал воды в ладони и плеснул в лицо. Особого эффекта не чувствовалось. Состояние сонного опьянения никак не хотело меня оставлять.
– Ты скоро там? – спросила нетерпеливая Эли, заглянув в уборную.
– Я готов, – ответил я, сунув голову под струю. Моя лохматая шевелюра намокла, а голова ощутила жгучий холодом. На мгновение сознание прояснилось. Сейчас мне хотелось быть пингвином, что скользит по льдине, а затем погружается в ледяную воду Антарктики, – Только утрусь.
Мотоцикл пришлось оставить. Я бы и прокатил девушку, мой «Круизер» одноместный. Мы сели в автобус и отправились в центр.
– Как ты очутился в церковной школе? – спросила она меня уже в автобусе.
– С моим отчимом случилось несчастье, а моя Мать…
Эли заметила мое нежелание вспоминать прошлое.
– Если не хочешь – не рассказывай.
– Моя мать содержится в психиатрической лечебнице- – поборов себя, ответил я. – Когда умерла моя младшая сестра, это помутило ее рассудок.
– Прости, – стала извиняться она, – я перегибаю с расспросами.
– Да дело то не в тебе, – заметил я, – дело во мне. Извинение в данном случае, всего лишь вдолбленная нам этикетом мера порядочности. Банальный жест, выработанный нами на уровне инстинкта. Ровно, как и приветствие, слова благодарности и прочее.
– Ну и закидончики у тебя, – задумавшись, проговорила она.
– И это мне говорит Эли, которая вчера мне цитировала Ницше, с его взглядами на «религию любви».