И опять злая мысль пребольно кольнула грудную клетку – стальную решетку, в котором замуровано нежное сердце. А может, так больно ударился о пределы собственной возможности ее ум, тщетно пытаясь найти ответ? И, как назло, вокруг – необычайная красота. Ведь самая пленительная красота может в самом прямом смысле свести с ума, Эль это отчетливо поняла. Она чувствовала, что уже не может так дальше. Она медленно повернулась в противоположную сторону от солнца, заставив все море и облака кружиться вкруг нее. Затем, повернувшись опять к солнцу, сделала еще один поворот. Черный кружок от еще яркого солнца в ее глазах кружился вместе с ней.
Вдруг, что-то совсем незаметное, но необратимо однозначное мелькнуло в ее голове. Что-то показалось ей, но тут же, боясь быть опознанным, немедленно ускользнуло опять. Она судорожно стала вглядываться в безбрежное море, стараясь успеть, ухватить ускользающую невидимую нить. Она все крутилась на одном месте, пока не остановилась, уставившись в одну точку. Ей казалось, что как ни глупо это предположение, оно не менее абсурдно всех предыдущих догадок и стоит того, чтобы его проверить.
Дождавшись, когда на фоне мелких, сливающихся друг с другом волн появится одна четко различимая волна, Эль резко развернулась. ТА ЖЕ САМАЯ ВОЛНА, только что, начав свое прекрасное излияние на противоположной стороне, ни кого не стесняясь, заканчивала его перед ее глазами уже на этой.
И она поняла непонимаемое. И хоть это не давало ни на что ответа, а, наоборот, создало целые несметные полчища голодных страшных вопросов, но теперь всеми своими женскими чувствами она поняла, что ВСЕ ВОКРУГ – НЕНАСТОЯЩЕЕ!
– Это ты, мразь поганая, мне всю жизнь испортил! Я тебе этого никогда не прощу! Задушу, паскуду! Изуродую! Падла! Подохни, сучье вымя! – Поток самых отборных ругательств, валившихся из огромного рта, похожего на здоровенный ящик, лился уже несколько минут, показавшихся Стиму вечностью. Нет, тремя вечностями! Он заворожено слушал и не мог отвести своих сине-голубых глаз от налившихся кровью глаз верзилы, стоявшего буквально в нескольких сантиметрах от него. Наконец шквал ругательств, извергаемых так, словно это Зевс с неба кричит басом, а иногда срывается на фальцет, перешел в умопомрачительный крик смертельно раненого динозавра. Чудовища, которое не только понимает свою скорую кончину, но и страшно мучается от этого. Децибелы яростного крика, смешавшись с маленькими капельками летящей прямо в лицо Стиму слюны, казалось еще малость и подкосят покорно молчащего юношу. Но Стим не только молчал все это время, а еще и улыбался своей бесподобно обаятельной улыбкой.