– Им лучше знать – городские… Мы старые, глупые… – доверившись молодым, успокаивали друг друга родители.
К назначенному времени никто из гостей не пришёл. Одуванчики в вазах завяли. Рыжие головы, потеряв опору, бились о стенки сосудов – жить не жили и умирать не хотели. Я рыдала до тех пор, пока в вечернем воздухе не запахло пылью, ветер не донёс запах парного молока, и по деревне не прошло мычащее и блеющее стадо.
Как по команде, к дому потянулись односельчане. Женщины, нарядные, красиво причёсанные, словно и не на их плечах лежит груз тяжёлой крестьянской работы. Мужчины, гладко выбритые, в праздничных рубашках, галстуками у ворота подхваченных, будто и не они только что до изнеможения махали косами…
Гости нарядные, мы счастливые. Расселись. Самое время первому тосту, но тут со стопкой в руках, нарушая сценарий, к нам пробралась принаряженная баба Варя.
– Егорушка, ты меня не обмани. Огород мой в одуванчиках тонет, спаси… Завтра с утра и приходи, подсоби старухе…
Последние слова потонули в крике «горько». Выпили, потянулись закусить, скривились и вилки в сторону отложили… Показалось, действительно горько. Так задумано, что ли? Женщины стали незаметно из-за стола исчезать, но возвращались быстро.
– Я пирог вчера испекла, пробуйте. Может, чего не хватает… – Ольга развернула огромный пакет.
Валентина принесла помидоры:
– Девать некуда…
А сама купила их на рынке. Сосед Мишка достал из кармана брюк неупакованный огромный, истекающий жиром лапоть-пирог с капустой и протянул мне.
Кто-то принёс творог, деревенскую сметану, с мясными прослойками сало. Тут и родители выставили на стол традиционные русские блюда.
Салат из одуванчиков ел только Дима, потому что только он был в Европе, а пела и плясала вся деревня. Огород бабе Варе «в промежутках между тостами» пропололи.
Свадьба Женьки и Катьки будет осенью. Ни к чему им эти одуванчики.
Я жму на кнопки пульта дистанционного управления. Хочется душой отдохнуть в морских глубинах, глазами – в зелёном мареве лесов, почувствовать на щеке ласковое прикосновение морского бриза, погрузиться в божественный транс.
Но на мерзком телевизионном экране – только пылающее небо и бесконечные пески. Я, вечный странник, на себя не похожий, здесь, в сожженной солнцем пустыне, где хозяева – ветер и солнце.