– Бери, бери! – твердо произнес он. – И не нужно ничего обещать.
Сказав это, старик резко выпрямился и направился к выходу из беседки. Пройдя несколько метров, он остановился, повернулся, еще раз окинул взглядом девушку с ног до головы и повторил:
– Стеночка.
Фрол вернулся в кафе. Сегодня – сам не понимая почему – он нарушил свое правило. Подошел к барной стойке и попросил у Надежды налить рюмку водки. Он и не пил ее, лишь поднес к губам и сразу поставил на стол.
Ирина больше в кафе не появилась. Да и Фрол больше не выглядывал в окно, намеренно от него отворачиваясь, будто боялся спугнуть полет начинающей свою новую жизнь хрупкой бабочки, которой ему в этот момент представлялась девушка.
Когда Гуря подсел к старику, тот уже находился далеко от кафешной суеты. Седые, несколько взъерошенные волосы. Печальные, подернутые густой сеткой морщин глаза. Немигающий взгляд. Казалось, еще более удлинившийся острый нос. Он снова возвратился в свой мир, за свою стену, которая сегодня еще больше выросла, еще больше отделила его от реального мира.
– Ну что, дедуля, пора заканчивать.
Гуря нередко провожал Фрола Устиновича домой. Не потому, что тот в этом очень уж нуждался. Нет. Просто жили они по соседству. И знал Гуря Фрола Устиновича с самого детства. И хорошо помнил его рассказы. И очень любил их тогда слушать. И было в них что-то такое, чего Гуря не очень-то понимал, но подсознательно чувствовал: уж очень отличались они от тех, которые можно было услышать по радио, по телевизору. В газетах прочитать. И тех, которыми пичкали школьников выступающие перед ними ветераны войны. И общались они как соседи. И по хозяйству деду Фролу Гуря не раз помогал. И между впрочем, не за деньги, а просто так. По-доброму. По-соседски.
Приведя Фрола домой и уложив его на кровать, Гуря отыскал на чердаке дома завернутое в старую фуфайку охотничье ружье. Конечно же, он прекрасно знал, где оно лежит. Он прекрасно знал, что находится это ружье у Шапорды без разрешения. Как, впрочем, и у многих односельчан. Жить среди лесов и не быть охотником – для местных жителей это, конечно же, нонсенс. Каждый мужчина в селе имел грешок и время от времени браконьерничал. Благо, зайца, косули, тетерева в этих краях достаточно. Да и грешок ли? В своем лесу охотились. В том, где отцы и деды охотились. Так что здешние охотники с определением «браконьеры» по отношению к ним вряд ли согласились бы.