Леха, кажется, закончил говорить, с тоской посмотрел в окно, но потом вдруг предложил:
– Хочешь, я тебе ещё стихи почитаю?
– Какие? – не понял я.
– О миазмах нашего общества. Или про войну.
– Читай про войну, – согласился я.
Леха поднялся со стула, сделал губы трубочкой, потом отер их рукавом, потеребил в раздумье рыжие от табака усы и начал декламировать:
Послевоенную пору
Помню совсем неплохо.
Помню, все тянут в гору,
Все наравне с эпохой.
Помню, одну фуфайку
Носим совместно с братом,
Помню, как делим пайку
Мы на столе покатом,
Или поем с соседом
Песни про нашу долю.
Славные в них победы,
Как корабли на море…
После приходит ужин,
В небе луна, как гайка.
Нет, мы живем не хуже:
Снова на блюде пайка.
Я не давлюсь горохом,
Месяц живу немытым.
Пусть на желудке плохо —
Быть бы духовно сытым!
Леха закончил читать, гордо посмотрел на меня, потом на всех присутствующих и не смог скрыть взволнованного достоинства, неожиданно проснувшегося в нём.
– Ну, как? – с дрожью в голосе спросил он.
– Нормально, – ответил я. – Только я не понял, чьи это стихи?
– Сам не знаю, – чистосердечно признался Леха. – Мужик какой-то читал их в Крыму вот так же, по случаю. Я часто раньше отдыхал на юге, когда в «щипачах» ходил. У меня память хорошая. Он прочитал – я запомнил. Тот мужик уверял, что сам стихи сочиняет, а я почему-то не верил ему. С виду он был такой же барыга, как я. Настоящие писатели такими не бывают. А наш брат на чужой стороне всегда норовит прихвастнуть. Я не знаю, что ли. В общем, высокий такой мужик был, вроде тебя, только почернее немного, и волосы у него отдавали сединой… Бабы от него были без ума, я тебе скажу! Так на шею и вешались, так и липли. Может, и правда он был настоящий поэт. Но почему-то в котельной работал кочегаром – это точно. Сам однажды проговорился…
Я ушел из бара только поздно ночью. Леха кинулся было меня провожать, но кто-то его окликнул. Он постоял немного в дверях, потом качнулся назад, поймался за дверной косяк, чтобы удержать равновесие, промычал что-то невнятное и вернулся обратно.
Я был рад, что остался, наконец, один.
А как хорошо мне стало на тихой ночной улице под тёплым летним дождем. С каким наслаждением я подумал о том, что завтра снова отправлюсь в лес на работу, буду целый день наедине с природой и своей усталой душой, с умной и преданной мне собакой по имени Мара. Где никто не пристанет ко мне со своими пьяными речами, никто не испортит настроение напоминанием о чужой смерти.