Странный дядечка, ничего не скажешь; и всё-таки мне он чрезвычайно понравился. Всю оставшуюся дорогу до интерната, пролегавшую через сельскую местность, он улыбался, шутил, даже учил нас водить машину, терпеливо объясняя, как правильно держать руль и какой ногой давить на тормоз. Я слушала его с должным вниманием, стараясь уловить каждое слово, ты же смотрела совсем в другую сторону, увлечённо разглядывая стада коров или сгорбленных бабушек у водяных колодцев. Я моментально улавливала в тебе эту умиротворённость, и все увиденные тобой пейзажи возникали и в моей голове.
Поездка заняла у нас несколько утренних часов. По мере приближения к интернату я вдруг запаниковала и уже была готова вопить во всё горло, но ты взяла меня за руку и крепко её сжала, словно говоря мне: «Я с тобой». Мысли о новом месте всегда пугали нас и вызывали чувство тревоги; можно было бы с уверенностью предсказать: там, где нас не ждут – нам не будут рады. Начался говорливый ливень с градом и, крупной дробью размером с горох, забарабанил о лобовое стекло. Здоровяк включил растрёпанные дворники. Впереди засиял лоснящийся свет, и раскрылись в приветственном объятии дрожащие руки деревянной лачуги. Подъехав ближе, мы увидели заспанного сторожа, вяло открывавшего нам центральные ворота. Долговязый через стекло показал ему какую-то бумагу; сторож авторитетно кивнул головой и поскрёб шершавую щеку. Мы поехали дальше по грунтовой дороге, петляя среди дубовых и липовых аллей; наш волнительный путь подходил к концу. Здание интерната оказалось именно таким, каким я и представляла его с самого начала: старая кирпичная постройка с белыми стенами в несколько этажей, на нижних этажах окна зарешёчены, рядом к постройке вплотную прилегали такие же точно типовые здания. Дождь сменился мелкой моросью, многолюдный град иссяк и прекратился. Здоровяк порылся под соседним сидением и, достав оттуда замызганную простынь, добродушно протянул её нам.
– Ну, ты это, укройся что ли. Дождит, – пояснил он коротко и виновато улыбнулся.
К нам подошла женщина в белоснежном с голубою проседью халате, обычная женщина средних лет, с розовыми складками на шее, огромным бюстом и тоскливым взором. Обменявшись с долговязым водителем несколькими краткими, но очевидно очень содержательными словами, она забрала у него бумаги и, взглянув в нашу сторону безо всякого любопытства, рассеянно спросила: