Странно устроен человек, чудно и непостижимо: стоит хоть что-нибудь ему запретить, как в нём тут же пробуждается и нарастает славный дух противодействия – в столовке бастовали даже те, кто не курил.
Вернувшись в палату, мы уселись на кровать и начали делать физику. Рядом, праздно развалившись в кровати, лежала Полубаба и читала книгу; глуповатая, застенчивая улыбка озаряла её плоское, как ладонь, лицо.
– Слушай, а есть ли здесь библиотека? – поинтересовалась я немного небрежно.
– Вниз по лестнице на первый этаж, – сонно ответила Полубаба. – Но это скучнейшее место на земле, где кроме советской пропаганды и непроходимой скуки по школьной программе сроду ничего путного не водилось.
Дверь тем временем распахнулась, и на пороге показалась Спринтерша.
– Сука, как она смеет нам что-то запрещать! – продолжая возмущаться, она энергично двигалась к нам. – Если человеку запретить курить, лгать, рожать детей и иметь свободное время – он расхочет быть человеком, и тогда неизвестно, на какие шаги он пойдёт.
Намёк был очевиден: Адольфовна не курила, не лгала, – потому что любила швырять правду в лицо, – не имела детей и, по-видимому, не зная чем себя занять, всё свободное время отдавала интернату.
– Ненавижу эту стерву! – не унималась Спринтерша. – Обычно заходишь в её кабинет, и глаза разбегаются – не знаешь, куда их прятать. Сидит она перед тобой такая: жуёт шоколадные конфеты, даже не глотая, а изрядно пожевав, сплёвывает сладкое месиво в мусорную корзину. Видели уже?
Мы приветливо кивнули, не зная, что сказать.
– Она специально их жрёт перед нами, чтоб мы слюной захлебнулись. А конфеты все импортные; муж плешивый по блату достаёт. Он сын какой-то важной шишки: машина, дача, все дела. Вот как мы поступим: вы проникните в её кабинет и стырите брюссельскую конфету – или откуда она к нам прибыла!?
– Зачем? – изумлённо воскликнули мы, недоверчиво глядя друг на друга.
– Восстановить справедливость. Сделаете дело – вольётесь в нашу банду. Такие уроды нам не помешают! Всё ясно, Раз-Два?
– Мы никогда не воровали, – запротестовала я. – Не знаю, что тут можно сделать.
– Так, – взбесилась рыжая Спринтерша, – не для того я столько здесь говна сожрала, чтобы теперь меня овца четвероногая учила. Я знаю, что тут можно сделать, ясно? Я!
– Оставь их в покое, – дребезжащим голосом вмешалась Полубаба.