Раз-Два. Роман - страница 7

Шрифт
Интервал


! – лично я до сих пор не понимаю, что именно имелось в виду. – Побудьте хотя бы на моих рисунках самими собой. Я уверена, вам это понравится».

«Пребывание в таком заведении, как этот пансионат – есть предел мечтаний любого художника. Что это, если не маленький творческий рай для немногих избранных, в котором позволительно предаваться любым безрассудствам, только бы это не тревожило медперсонал и не слишком смущало окружающих! – сказала она, вытаскивая новую сигарету, как вдруг остановилась на полпути, будто бы сомневаясь в истинности собственных слов, и с вызовом добавила: – Будь моя воля, я бы всех художников поместила в специальные заведения закрытого типа, вроде этого, дабы отделить существенное от несущественного, главное от второстепенного». Тогда я набралась смелости и спросила, ради чего нужно рисовать и зачем. «А действительно, зачем? – воскликнула она, немного причмокивая, будто пробуя слова на вкус. – Должен же быть хоть какой-то способ реагировать на действительность… или, думаешь, не должен? – Я лишь неопределённо пожала плечами, всё больше начиная жалеть о заданном вопросе. – Словами не выразить всю гамму чувств. Да и вряд ли взрослые, чьи мысли и поступки непременно верны, станут меня слушать, – упрямо продолжила не взрослеющая Лизи, – ведь я не облачена – для пущей важности – в белыйхалат, плотно облегающий высокую грудь, узкую талию и крутые бедра. Непоколебимые в своей правоте, они не устанут причинять тебе боль, делая вид, будто ничего не понимают. И ведь невдомёк им, убогим, что они действительно ничего не понимают, ибо без главного понимания – зачем люди пишут книги, сочиняют стихи, рисуют картины – не понять и всего остального! Пусть мои рисунки не соответствуют действительности – формам, контурам, цветам – пусть я заведомо „лгу людям“, зато эта ложь является единственно возможной правдой для меня, другой я не знаю, не зала и не узнаю. Жаль только, что мои родители, самые близкие люди, меня совсем не понимают. Они – единственные, кого я бы не стала рисовать, и не потому, что сержусь на них, просто они мне неинтересны. Сгинуло прочь скоротечное лето, пожухли краски их молодости, и наступила тягучая осень… они давно уже не люди, лишь сборник правил, законов и предрассудков – безликие тени в мутно-серой столовой жизни, смиренно довольствующиеся едой и питьём. Хочешь знать причину, почему я рисую? Так я лучше чувствую мир людей, осязаю его боль или радость, восхищаюсь окружающей меня красотой. Именно через рисунки я признаюсь миру в любви. А знаете что? – воскликнула она, выплёскивая через край последние эмоции: – Всё-таки я куплю себе белый халат, уже очень скоро, – когда постарею и пойду к палачу!»