Небеса в единственном числе - страница 18

Шрифт
Интервал


– Вчера по «Голосу» Кэта Стивенса передавали, – сообщила Римка.

– Неужели не глушили? – удивились мы.

– Нет, я даже записала. Могу дать послушать, если будете продолжать называть меня разнузданной стилягой. Ну, я побежала, у меня вечером – важное дело, нужно халат привести в порядок.

Мы знали, что Агальтинова в гости ходит с халатом и тапочками, и всё это умещается в её кубическом ридикюле.

– Ты называешь удовольствие делом? – усмехнулась Светка.

– Самое главное дело в нашей жизни – это получение удовольствий, – пояснила Римка и ушла, что-то нащупывая в кармане джинсов, – возможно, соверен на дорогу.

6

Интересно, что значит «бишь»? Не как часть слова вроде «любишь», а как полноценное слово. Вот решила сказать: «Так о чём бишь это я?» – и рассмеялась сама себе. До чего же трудно временно перестать быть лингвистом! Наверно, перестать постоянно – было бы проще, но я не соглашусь даже на временно.

Итак, я шла с пары по теории перевода и думала, как бы я, будь я на месте Ивана Кашкина, а лучше – на своём, перевела название моей любимой пьесы.

«Как важно быть серьёзным» – с профессиональной точки зрения так же несерьёзно, как и «Как важно быть Эрнестом». Что ж поделаешь, если автор любит играть словами, а многие слова для игры не подходят? Это в английском языке «Эрнест» и «серьёзный» – на слух одно и то же, и было бы грешно не поиграть ими. А в русском было бы грешно наоборот.

Он жутко волновался, хоть никогда и ни за что на свете не подал бы виду. Подъехал на экипаже к самым колоннам театра Сент-Джеймс, впервые в жизни дал вознице соверен вместо пенни – тому теперь хватит чаю до конца дней его правнуков, – вошёл в зал, когда там уже народ сходил с ума почти как в «Менадах», – и в партере, и на всех трёх или четырёх ярусах, я точно не помню. От начала до конца он бы не высидел, не смог бы притворяться беспечным целую вечность, да ещё и в перерывах отпускать ожидаемо неожиданные шутки.

Народ требовал автора, как на заклание. Он пробежал по проходу, запрыгнул на сцену и сказал, усмехнувшись и не поздоровавшись, и уж тем более не кланяясь:

– Рад, что моя пьеса нравится вам почти так же сильно, как и мне.

Пару раз похлопал публике, как будто хлопнул театральной дверью, и ушёл, теперь вызывающе не спеша, нащупывая в кармане немыслимо зелёного пиджака ещё один соверен.