– Дамы, вы бы предпочли входить в подавляющее большинство или в подавленное меньшинство?
Римка хмыкнула, а Светка заметила:
– Я ни то не люблю, ни другое.
Римка кивнула:
– Они оба – коллектив.
– Ну хорошо, а мы разве не коллектив?
Римка изящно поперхнулась. Так попёрхиваться из нас троих умела только она.
– Какой же ты коллектив, Южина?
– Упаси нас Бог от коллективизации, – согласилась Светка. – Земля-то у нас малая-премалая, а другой нет. В смысле есть, но не для нас.
– Но если в каждом человеке всё будет прекрасно, – продолжала я гнуть мою негнущуюся линию, – представляете, какой прекрасный получится коллектив?
– Это сказал пьяный доктор Астров, – прокомментировала Светка. Можно подумать, что я не помню. – А что человек звучит гордо, выдал Сатин, когда находился в аналогичном состоянии. Причём оба принимали на грудь не «Театральный», а легкодоступную гадость.
– Эти ихние максимы можно брякнуть только спьяну. Трезвому человеку такая фигня в голову не придёт. Вот, например, зачем прорубывать – в смысле прорубать – в Европу окно? Ходят-то в дверь, а в окно – разве что подсматривают, – поставила точку Гельфанд, трезвая как стёклышко. Сколько там того «Театрального».
Римка вернулась с новыми порциями, не преминув презрительно заметить подвернувшемуся юноше со слюнями на губах:
– Pourquoi touchez-vous?
Он, к счастью, отстал хотя так бывало не всегда, особенно в местах массового скопления трудящихся.
– Рекомендую вам настоящее чтение, дамы. – Она достала из своего кубического макси-ридикюля книгу на английском языке. – Сэлинджер. В переводе Риты Райт-Ковалёвой – «Над пропастью во ржи». Перевод офигенный, но до оригинала не дотягивает, поэтому читайте в оригинале.
Конец ознакомительного фрагмента.