– Ты как себя вела? Да вы там вообще чуть ли не целовались.
– Когда? – взмахивала я руками. Сразу же захотелось одеться – неудобно. От этого мысль сбилась. Ярость и ощущение неудобства положения рядом не стоят. Ярость с шипением гаснет. – Там такой стол широкий был, что для поцелуя пришлось бы лечь на него.
– Да ты почти легла! – Андрей поступал мудро – он не шевелился, только все больше и больше гнул плечи. – Ты и замужем будешь так себя вести!
– А что должно измениться? – возмутилась я.
Как будто штамп в паспорте включает программу по перезапуску человека.
– Все должно измениться! Ты будешь моей женой! Моей!
Вот так новость! А я думала, что это он станет моим мужем. Моим. Стеной и опорой.
Я представила эту стену, на которую можно опереться. Невысокая такая получилась. Толстенькая. Заборчик. Кирпичный. С фигурными прорехами.
И фыркнула. Ну смешно же! Представила, как расскажу об этом Таньке.
Дальше ничего не представилось, потому что Андрей сдернул с кровати халат. И, как прокуратор Иудеи Понтий Пилат, шаркающей кавалерийской походкой, в развевающемся плаще, вышел из номера.
Дверь хлопнула. Я как-то разом устала. Поискала глазами свой халат, не нашла. Подумала, не закрыть ли номер на ключ, чтобы этот выхухоль пострадал в коридоре. Ничего не придумала и упала на кровать.
Закрыла глаза. Открыла глаза. И минуты между этими действиями не прошло.
В дверь стучали.
Я потянула к себе телефон. Ай да я умница! Выключила звук. Пять пропущенных от Таньки. Три часа ночи. Отличное время для пробуждения.
Хорошо сообразила натянуть на себя простыню, а то бы вышла вся такая… в костюме Евы.
Конец ознакомительного фрагмента.