Отсталые
расы слагали легенды о солнечной колеснице, ярким росчерком проносящейся в
небесах, и воине в золотых доспехах, защищающем галактику от зла.
Локастрин
был героем, им восхищались, его прославляли — и вместе с тем боялись.
Среди
Открытых миров о младшем сыне царя Ледда ходила недобрая молва.
Говорили,
что он безрассудно смел в битве — и смертельно ядовит в диалоге.
Шептались
украдкой, будто за жестокость и злокозненность Золотого Чародея его отец, царь
Аргарда, много лет назад изгнал сына из столицы и запретил возвращаться иначе,
чем по царскому приказу.
Многие
обитатели Девяти миров были уверены, что Дыра, с порождениями которой Золотой
Чародей сражался на протяжении многих лет, исказила его душу, и Хранитель
галактики сам уподобился турсам, являющимся живым воплощением зла.
Голоса,
звучащие негромко, но настойчиво, призывали властителей Открытых миров
избавиться от Омраченного и сделать предводителем Звездной Охоты иного
достойного воина.
Но
более достойного, чем Золотой Чародей, не существовало — никогда в Девяти мирах
не рождалось мага более могущественного, чем Локастрин Леддисон. Никогда прежде
галактика не была защищена лучше — поговаривали, что границы Дыры сужаются от
одного только пылающего взора аргардского принца.
На
Рубеже его боготворили. На планетах — страшились.
И
не было во всех мирах отца, способного отдать Чародею дочь — пока не нашелся
один. Царь Фьялахейма. Отец прекрасной Ваналины.
Вольтанг,
не знающий о том, что сплетники уже растрепали дочери последние новости, не
терпящим возражения тоном объявил представшей перед ним трясущейся Ване, что
через пятнадцать рассветов она должна исполнить дочерний долг и стать женой
аргардского принца.
Полуобморочная
Вана, никогда не сомневавшаяся в отцовской любви, бросилась к царю со слезами и
отчаянной мольбой не отдавать ее Омраченному — но получила в ответ лишь
хлесткую оплеуху, приказ взять себя в руки и не позорить Фьялахейм.
Удостоив
рыдающую дочь полным неодобрения взглядом, государь отдал распоряжение начать
подготовку к свадьбе и покинул тронный чертог.
Оглушенную,
безвольную Вану подняли с пола и отвели в палаты модисток и вышивальщиц.
Принцесса беспрекословно позволила снять с себя мерки и даже сумела высказать
свои пожелания по поводу подвенечного платья, из коих не смогла позднее
припомнить ни слова.