Думаю, что возможен даже некий разврат эволюции, т. е. может быть такая эволюция, которая должна оцениваться как разврат. Я сейчас специально не привожу никаких примеров, ибо хочу, чтобы вы вначале немного подумали, как-то восприняли этот набор важнейших терминов и важнейших ближайших им понятий, связав их между собой, повторяю, всем богатством ассоциативных связей – а у каждого свой набор этих связей, – чтобы потом мы могли коснуться и некоторых новых деталей.
Но, наверное, есть и некий разврат революции – при том или ином слишком крутом, резком или неоправданном повороте («революция» и переводится как «поворот»). Об этом много писали в XX веке, так как XX век знал множество разных революций: и социальных, и не только социальных. В наше время говорят еще о революции технической и научной, правда, уже не так часто, как прежде. А вот о сексуальной революции говорят пока еще довольно много, хотя, кажется, больше уже не о чем здесь говорить. И все это тоже для нас важно: и потому, что в этом есть свой интересный и важный набор ассоциаций и сочленений, и потому, что XX век действительно дал много примеров того, как делать не надо. Сейчас многие люди готовы вообще анафематствовать слово «революция», но, наверное, этого делать не следует, потому что как эволюция, так и революция – это вещи, неотъемлемые от самой жизни в мире сем. Другое дело – какая это эволюция и революция.
Так что в революции тоже может быть некий разврат, и он не сводится только к одному «дионисийскому» элементу в ней. Дионисийство, т. е. «ночной» элемент в революции, вообще неотъемлемо от нее: революция, наверное, больше жива ночью, чем днем, в ней больше лунного и затемненного, чем солнечного, – это в самой природе всякой революции. Я не буду сейчас касаться этого подробно, интересующиеся этим моментом могут почитать Н.А. Бердяева и т. д., но я упомянул об этом потому, что иногда сам дионисийский элемент в революции уже воспринимают как разврат, что, на мой взгляд, может быть неверно, неправильно, ибо дионисийство, повторяю, неотъемлемо от всякой революции, без него никакой революции вообще не может быть никогда.
Что мы с вами могли бы сказать о разврате, если бы снова попытались дать какую-то дефиницию, какое-то определение ему, может быть, пока еще очень общее, самое общее, универсальное? Можно было бы сказать, наверное, что разврат – это некое уклонение от пути добра, красоты и правды на путь зла, безобразия и греха. События так развиваются, так они разворачиваются, что вдруг происходит переход с пути добра на путь зла. Таким образом, разврат – это некое падение, и даже сам путь зла – не зло, подчеркиваю, а именно путь. Мы сейчас возрождаем и любим слово «путь», и хорошо делаем, но и здесь надо помнить, что на самом этом пути есть не просто «ночной» отрезок, но и канавы, и ямы, и какие-то тупики. Не случайно уже у пророка Осии в 9-й главе говорится в синонимическом смысле о падении как о разврате: «Глубоко упали они, развратились, как во дни Гивы».