- Да-да, - хмыкнул я. И подумал, что система определения ума в зависимости от уровня интеллекта, а не от качества образования, все-таки далеко не идеальна. – Продолжай, пожалуйста. Я ничего такого раньше не слышал.
- Акбарр в общем-то никакого секрета из НЕПа не делает, - с нотками печали продолжила сестра. – Некоторые проповедники Верховной Консистории и Магистры Тридцать Первого Крестового похода даже утверждают, что программа – ни что иное, как истинное воздаяние. Этакий акт возвеличивания отважнейших и умелых павших героев.
- Да это как раз понятно. Любую истину можно вывернуть наизнанку, если в голове довольно мозгов и язык подвешен как надо, а не как попало.
- Любопытная философия, - хихикнула Селена. – Так считают на твоей родине?
- На моей родине тысячи разных народов, и каждый считает по-своему, - засмеялся я в ответ. Забавляла эта непрекращающаяся игра – «признайся, откуда ты такой интересный». Ненавязчивые вопросы и мои нагоняющие туману ответы. Сестры изо всех сил старались набрать максимум информации обо мне, но отчего-то стеснялись задавать прямые вопросы. Только вот так – вокруг да около. – Один из величайших мыслителей моей родины однажды сказал, что любую истину можно уничтожить, просто доведя ее до абсурда.
- Удивительно меткое высказывание, - в скафандре довольно не просто изобразить поклон. Но только не в снежно-белом облачении сестер Геи. Поразительно гибкий доспех, не скрывающий, кстати, всех достоинств и недостатков фигуры носителя. Этакий облегающий все тело как печатка звездный комбинезон четвертого из пяти возможных класса защиты. – Особенно удивительное, если учесть, что ваша забытая колония смогла себе позволить содержать жителей, занимающихся исключительно... мыслительностью? Как вы называете этот вид деятельности?
- Ученый, - теперь я уже смеялся во весь голос. – Как их еще называть?
Голос из под дыхательной маски звучал глухо, но мы со звездной путешественницей решили, что это меньшее из зол. Наглухо загерметизированный шлем – гораздо хуже. Особенно, если прямо-таки упиваешься звуками голоса приятого во всех отношениях человека.
Тем более что вокруг снова были тонны мертвого металла. И мертвецы, которые никому кроме местных падальщиков были не интересны. Смех в этом анклаве Пояса Скорби был словно росток живой травы, пробившийся сквозь трещину в асфальте. Как что-то жизнеутверждающее. Плевать и на то, что в их языке нет слова «асфальт», и на возможное оскорбление памяти павших. Смех, голоса живых людей, жизнь – вот что важно. Вот что не дает нам скатиться в серое марево безумия! Поверьте эксперту, прожившему, словно пресловутый Робинзон Крузо, год в Царстве Мертвых.