С самим заключением брака покамест медлят: ждут возвращения Филарета. Однако возвращение это знаменовалось вовсе не венчанием, а ссылкой незадачливой невесты вместе со всеми ее родичами в далекий Тобольск. Сохранившиеся описания объясняют эту ссылку внезапной болезнью невесты. Однако еще до ссылки Хлоповых Филарет завязывает письменные сношения с датским королем Христианом. Речь идет о возможности брака Михаила с одной из племянниц Христиана. Наконец отсылаются в Данию в качестве послов князь Алексей Михайлович Львов и дьяк Шипов. При них была грамота-инструкция, в которой, кроме всего прочего, указывалось на необходимость крещения невесты в православную веру по обряду греко-восточной церкви; а также рекомендовалось настоятельно спросить, какие «земли и казну» дал бы король за своей родственницей…
Симптоматично, что отец первого Романова ищет сыну невесту в Скандинавии, на родине Рюрика.
Однако Романовы, кажется, слишком рано начали играть в эти брачно-династические игры. Невежливый Христиан даже не допустил к себе послов «худородного» узурпатора. Любопытно, что после этой неудачи приказано перевести опальных Хлоповых из далекого Тобольска «поближе» – в Верхотурье. Однако своих попыток уладить династический брак Филарет не оставляет. Следующее посольство отправлено к шведскому королю Густаву-Адольфу с целью посватать принцессу Екатерину, сестру курфюрста бранденбургского, шурина Густава-Адольфа. Но и здесь – отказ; правда, под благовидным предлогом: принцесса не может переменить веру даже ради царской короны!
Можно предположить, что не одно лишь «худородство» было причиной брачных неудач Филарета, но и то, что русские послы, их одежда, их манеры, были слишком ориентальны, слишком отличались от принятого в Европе… Пройдет всего столетие, и уже при Петре, внуке Михаила, традиция династических браков будет полностью восстановлена, и немецкие княжеские дома едва ли не наперебой станут предлагать Петру своих принцесс для его сына Алексея…
А покамест Хлоповы переведены еще «ближе» к Москве, в Нижний Новгород, откуда их наконец-то вызывают вновь в Москву. Оказывается, Марья-Анастасия совсем здорова. Наряжается нечто вроде следствия, для того чтобы выяснить, чем же заболела царева невеста уж без малого семь лет тому назад. Что собой представляло это «следствие»? Было ли оно «наряжено» специально для того, чтобы «официальным порядком» вернуть Хлоповых во дворец? Можем осторожно предположить, что Филарет и Михаил стояли за возврат Хлоповых. Возможно даже, что Марья-Анастасия нравилась Михаилу и он уговаривал отца простить, что называется, Хлоповых. А впрочем, все это не более чем романтические домыслы. В реальности же очевидно, что Хлоповы в бытность свою при троне успели нажить себе достаточно сильных врагов; в частности, против них были Салтыковы – племянники старицы Марфы. Вероятно, отчасти вследствие интриги Салтыковых Хлоповы очутились в Тобольске. Надо заметить, что «на следствии» Хлоповы повели себя несколько самоуверенно. Почему? Неужели они имели доказательства того, что молодой царь пристрастен к их родственнице? Во всяком случае, Хлоповы смело обвиняют в давней болезни девушки именно Салтыковых. Сама невеста утверждает, что болезнь была наслана «врагами» («приключилась от супостат»); отец ее стоит на том, что именно Салтыковы дали его дочери «водки из аптеки», после чего она заболела. Один только Гаврила Хлопов, благоразумный дядя незадачливой невесты, выдвинул «нейтральную версию»: девушку, мол, просто перекормили сластями…