- Ах, да! Я еще не отработала, как ты там говорил… воздух… которым дышу… по твоей милости, - продолжаю есть кашу. С каждой ложкой, мне все лучше и лучше. – Так, что если следовать твоей логике, время у меня еще есть.
- Чет ты сегодня раскудахталась, - стальные глаза искрятся. А я осознаю, какой он меня видит. Зеркала нет, но представить могу. Чучело. Почему меня заботит, как я выгляжу? Не все ли равно? Нет. Не хочу такой перед ним быть. – Молча есть не умеешь?
- Умею. Только не хочу. Ты уйдешь, а мне снова взаперти сидеть. Только и остается, что со стенкой говорить, - доедаю кашу, облизываю ложку. Тщательно. Еще бы столько же съела.
Его взгляд моментально меняется. Темнеет. Даже с довольно приличного расстояния ощущаю его жар. Замер. Неподвижный. Мышцы под кожей напряглись. Глаза лихорадочно по мне бегают.
Как его понять? Если настроение меняется каждую минуту?
Отводит взгляд в сторону. Делает глубокий вдох. С виду ничего не изменилось. А воздух как наэлектризованный. Сижу. Пью чай. Наблюдаю. Обводит взглядом стену. Вновь смотрит на меня.
- Чего свои брюлики по полу разбросала?
- А зачем они мне? – пожимаю плечами. - Подарены не с душой. Показуха. Не в них счастье.
- И в чем, по-твоему? – выгибает бровь, смотрит с издевкой. – В женишке твоем? В статусе?
- Пффф, - морщу нос, - гнилое общество и правила отвратные. А счастье в искренности, чувствах, трепетном отношении. Когда жертвуешь всем, только чтобы увидеть улыбку на родном лице, - вздыхаю. Понимаю, я сейчас выгляжу круглой и наивной дурой. - Так в идеале должно быть. Но мир жесток. И вокруг только грязь.
Вздрагивает так, словно я ему нож в спину всадила. Сжимает зубы. Ну все. Ожидается новый приступ бешенства.
- С Игорьком ты чувства искала? – смеется, да так что мороз по коже. Точно маньяк обезумевший. Металл его глаз грудную клетку вспарывает.
- Выбора у меня не было, - чувствую, как в самой злость закипает, словно от него ее перенимаю. – Вот как сейчас, сижу тут. И выбора нет. Насрать всем чего хочу. Безысходность. Что там, что тут. Клетка, какая бы она ни была, всегда останется клеткой, - бью кулаком по столу, со всей силы, так что кости заболели, - Так что, господин тюремщик, нечего говорить, то о чем ты и понятия не имеешь.
- И не жалко его? - смеется. Злость моя, палача веселит. Теперь я еще и клоун для него. – Не горюешь?