Была — да перестала быть.
Герцог Эдвард Эдвард Милле, начальник Ронана и близкий друг,
встряхнул белую салфетку и положил ее на колени.
Серебряные столовые приборы сверкали в свете десятков свечей,
густое красное вино наполняло хрустальные бокалы, пахло женскими
духами, томленой с розмарином говядиной и апельсиновым пуншем.
Матушка Эдварда, Имоджена Милле, давала прием, торжественный ужин,
на который Ронан был приглашен и чувствовал себя среди цвета
аристократии Логреса, как матерый пес в окружении пушистых котят.
Кровь сыновей Эйдина, дикой северной страны, подарила Ронану
резкие, острые черты лица и высокий рост: темноволосый и угрюмый,
даже в обычной одежде, а не в ловческой черной форме, он притягивал
косые, недоверчивые взгляды.
Но обижать леди Имоджену не хотелось — она была прекрасная
женщина, почти как мать самого Ронана, да будет заоблачное царство
для нее уютным домом.
По крайней мере, ей хватало такта не называть взрослых мужчин
“мой мальчик” и расспрашивать их, что они думают о той или иной
незамужней девице, сидевшей прямо тут, за широким и длинным столом.
А вот леди Тулли, пухленькая, смешливая дама за пятьдесят, вдова
лорда Тулли и мать двух его сыновей, кадетов Королевской Морской
Академии, путала флирт с бестактностью. Имоджена зачем-то посадила
ее рядом с Ронаном, может быть, желая смягчить его обычную
суровость соседством с кем-то, чье настроение не может испортить
даже известие о том, что флот генерала Уилли затонул в Северном
заливе и война с Луарой будет проиграна.
— Абигейл Уоррен сегодня чудо как хороша! — заговорщически
прошептала леди Тулли рядом с ухом Ронана.
— Несомненно, — любезно отозвался тот, бросив взгляд на
Абигейл.
Хрупкая блондинка в голубом сатине, настолько тонкая, словно
дома ее морили голодом, улыбалась своему соседу. Глаза ее буквально
лучились — такой блеск Ронан тоже часто видел у голодных.
— А крошка Мэйфлауэр?!
Крошка Мэйфлауэр и правда была крошкой: по-детски тонкие ручки
высовывались из рукавов нарядного, слишком взрослого для нее
платья. Она сидела между матерью и смутно знакомым Ронану
джентльменом, годящимся ей в отцы, и очень смущалась, когда этот
джентльмен за ней ухаживал. Совершенно по-отечески, надо
сказать.
— Через пару-тройку лет станет настоящей красавицей, — улыбнулся
Ронан.