– Дайте-ка сюда, – сказала фрейлина, отнимая у него письмо.
– Да ведь оно не к тебе, Юлиана, а к Лили? – вступилась принцесса.
– Но я отвечаю за нее перед вашим высочеством.
– Все равно. Чужих писем, милая, не читают. Отдай ей его сейчас, она нам уже скажет, от кого оно.
– Право, не знаю, кто мог бы мне писать? – недоумевая, отозвалась Лили и, распечатав письмо, стала его читать.
Вдруг хорошенькое лицо ее до ушей залило горячим румянцем.
– Вот видите, принцесса! – воскликнула Юлиана. – От кого письмо, Лили? – говори.
– От моей лифляндской кузины Мизи Врангель.
– Неправда! Зачем же ты так покраснела?
– Божусь вам, что от нее.
– А не от Самсонова?
– От какого Самсонова? – спросила Анна Леопольдовна.
– Да от молочного брата ее покойной сестры Дези. Покажи-ка.
– Подпись, извольте, я вам покажу, – сказала Лили и, накрыв ладонью самый текст письма, оставила на виду одну лишь подпись.
– «Deine dich liebende Cousine Misi Wrangel»[1],– прочитала Юлиана. – Гм… верно. Но что она тебе пишет?
– Оставь ее, Юлиана! – вмешалась опять принцесса. – Ты все забываешь, что она уже не ребенок, что ей шестнадцать лет.
– На Рождестве, ваше высочество, будет семнадцать, – поправила Лили.
– Тем более. У всякой ведь из нас есть в сердце свой потайной уголок, куда без спросу никто не допускается. А кузина твоя, верно, твоих же лет, Лили?
– Одним годом меня старше.
– Всего-то? Ну, так что же может быть в ее письме, кроме милых глупостей? Но ты еще не дочитала?
– Не успела, ваше высочество…
– Так ступай же к себе и дочитай, да никому, чур, не показывай! – со снисходительной улыбкой добавила принцесса.
Глава вторая
Знакомый незнакомец
Удалившись в свою комнату, Лили первым делом замкнула дверь на ключ, потом расположилась удобнее на угловом диванчике, поджав под себя ноги, и тогда уже принялась опять за письмо кузины с самого начала. Письмо было написано, разумеется, по-немецки, в переводе же на русский язык содержание его было такое:
«Милая Лили!
Ясно вижу отсюда, как твои большие незабудковые глаза от удивления еще вдвое расширились; что нужно ей вдруг, этой несносной Мизи, у которой в ответ на все письма за целую вечность не нашлось ни строчки?
Не стану уверять, что у меня были какие-нибудь важные занятия, что во мне неожиданно проснулась совесть, заговорили родственные чувства и тому подобный вздор. Приступаю прямо к делу.