К бараку я дошёл без приключений и эксцессов, если не считать
косые взгляды учеников и детей, чей труд в академии вовсю
используется на простых работах. Первые смотрели на меня с едва
скрываемым презрением, и чем старше год обучения, тем больше
презрения во взгляде. Вторые же меня вовсе боялись и не только
старательно обходили стороной, но даже забегали за угол зданий и
ждали, когда я пройду мимо.
Во входной части барака было неестественно многолюдно. Толпа
учеников столпилась у левой стены, перекрикиваясь и обсуждая
какие-то листки. Они появились недавно: стена пустовала перед нашим
уходом в церковь. Расписание вывесили, не иначе. Мне хотелось
удовлетворить своё любопытство и наконец узнать, смогу ли я в
ближайшие дни помыться – но ещё больше мне хотелось не рисковать
своей психикой, влезая в этот сгрудившийся клубок орущих тел.
Вот только я и так столкнулся с двумя неприятными вещами.
Первой, как и на улице, оказались искоса брошенные взгляды, а
второй – отсутствие дополнительной пары рук. Во входной части
барака всегда следовало снять плащ и ботинки, чтобы не заносить в
помещения уличную грязь. Но как это сделать, если в одной руке
посох, а в другой две книги и класть их на пол не желательно?
– Стой, – я заметил движение рядом с собой и моментально
среагировал, вытянув руку с книгами и чуть повысив голос.
Маленькая девочка с кожаным ошейником спешила к выходу. Академия
полнится подобными ей беспризорными детьми. В каждом бараке дети
работают до совершеннолетия на мелких подсобных работах, и не
только. Если верить словам приятелей, то брошенных родителями детей
обычно опекает церковь – но в Настрайске она крохотная, так что
стекаются такие дети со всей округи именно в академию. Здесь на них
цепляют ошейник, они становятся невольниками и исполняют подённую
работу каждый день, пока однажды им в руки не положат небольшой
мешочек с деньгами, снимут ошейник и отправят на все четыре
стороны. Вроде бы такая судьба намного лучше, чем сдохнуть от
голода и холода в тёмной подворотне или в руки к маньяку угодить –
но я не могу принять, что детей так используют.
Одна из таких девочек, лет восьми на вид и с широким шрамом на
правой части лба, как раз спешила на улицу и старалась незаметно
проскочить мимо толпы. Я её заметил, остановил, и она впала в
ступор, словно увидев бабайку из кошмарных снов. Округлив глаза как
мышь перед мясорубкой, она только и смогла, что отступить на шаг и
приоткрыть рот.