А за любую магию надо было платить. Такие дела.
— Слушай, ну отпусти, а? У меня там маньяк у вампира в заложниках. Не приду, он же потом всю мэрию жалобами закидает, — вздыхаю, пытаясь напереть на совесть. Ох уж этот «граф» Григорий Стопкин. Возомнил себя дворянином, достает всех, и меня в том числе.
— Не могу, — мотнул русой головой Есик, нервно дергая наполовину оторванную пуговицу на рубашке. — Приказ начальства держать тебя до официального допроса.
— Кем?
Нет, мне правда интересно. По правилам в нашем законодательстве: магов, некромантов, ведьм и любых людей, обладающих волшебным даром, допрашивать могли только те же маги, обладающие достаточной квалификацией. В нашей полиции таких не водилось. Вот оборотни в погонах, перевертыши, мавки, богатыри, простые люди, даже горгулья была, — а вот магов нет. Никто не хотел идти на низкооплачиваемый труд с большим количеством ответственности и терять возможность ездить по заграницам. Опять же отчеты сдавать: куда расходовал зелья, для чего и сколько?
Запрещенную траву при изъятии не кради, на выборы главы иди обязательно, митинги и демонстрации будь добр разгони.
— Да ведь понятно. Церковники, — начал было Евсей, но замолчал, потому что тяжелые металлические двери с лязгом отворились и послышались возмущенные голоса.
— И что я должен писать в этой дурацкой таблице?! Десять минут задерживал подозреваемого, ибо он отчаянно сопротивлялся?! — грубый бас Ванюши нарушил тишину помещения. В камере напротив всхрапнул Георгий, перевернувшись на другой бок и положив ладонь под щеку.
— Пиши: с восьми ноль-ноль до обеда — совершал подвиг, — отозвался ему кто-то в ответ, и мы с Есиком переглянулись, стоило парочке войти. Мой взгляд переместился к двери, встречаясь с внимательным взором голубых глаз.
— Замогильная, на выход, идешь на допрос!
— Потолок ледяной, дверь скрипучая-а-а…
— Кристина Станиславовна, ведите себя прилично!
— За шершавой стеной трупы кучами...
— Кристина Станиславовна! Василий Рахматович, сделайте что-нибудь, — в отчаянии заныл Виталик Гулько, вцепившись в свои волосы. Мне же все равно. Открываю рот, набирая побольше воздуха и раскачиваясь на табурете, вновь завываю:
— Как пойдешь за порог — всюду кости. А скелеты в окно лезут в гости-и-и, — мой голос срывается на фальцет, отчего присутствующие в допросной морщатся.